Книги, рекомендуемые феминистками

По-хорошему, этот пост должен был появиться здесь уже в четверг или в пятницу: когда пришлось прочесть в новостях, что Евгения Борисовна Беркович и Светлана Александровна Петрийчук задержаны, а затем помещены в СИЗО по обвинению в публичной пропаганде терроризма или оправдании такового. Причиной обвинения стала пьеса «Финист ясный сокол». Петрийчук пьесу написала, Беркович режиссировала. То есть новость должна была появиться не позже пятницы, но сформулировать пост удалось только сейчас. Итак, что происходящее значит лично для меня? Когда мои прабабушка с прадедушкой и их дети жили в блокаду на Петроградской стороне — умирали в блокаду на Петроградской стороне, ленинградская писательница Елена Катерли, прабабушка Жени Беркович, писала очерки о горожанах в газету «На страже Родины». И их читали ленинградцы голодные. Её дочь Нина Катерли подарила нам множество замечательных книг, например, рассказ, по которому в начале девяностых поставили мой любимый мультфильм «Чудовище». Вирус-квартирус помните?



А её дочь Елена Эфрос, создательница проекта «Сказки для политзаключённых», моя френдесса в ЖЖ, и училась я в одном корпусе с её младшей дочерью Марией, ныне признанной специалисткой по коррекционной педагогике. Что касается Светланы Петрийчук, будучи совсем не театральным человеком, посмотрела я как-то читку её пьесы «Вторник - короткий день». Хохотала как сумасшедшая, а потом думаю: вот чего веселюсь? Что тут вообще смешного? Приеду на работу, а там у меня аналогичных Андрюш с тётями Танями целое отделение... Одним словом, превосходная пьеса, рекомендую горячо.



«Финист ясный сокол» честно мною прочитан, и пока не удаётся соотнести эту лирическую пьесу с беспощадными строчками экспертизы. Выявлены, как сообщают, признаки деструктивных идеологий, связанных с ИГИЛ, а также признаки субкультуры русских жен-неофиток террористов, экстремистов, субкультуры так называемого русского ислама, а помимо того, как если бы перечисленного было мало, выделяются признаки идеологии радикального феминизма и борьбы с андроцентричным общественным укладом России. Воздадим хвалу эксперту, некому деструктологу Р.А Силантьеву: без его специфического подхода невозможно было бы и вообразить объединение халифатизма-исламизма-джихадизма с одной стороны и радикального феминизма с другой. Это даже не скрещивание ежа с ужом. Это, считай, Пушкина опроверг с его бессмертным в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань. Сюжет пьесы фантасмагоричен, на сцене происходит заседание суда. Подсудимая -- молодая женщина по имени Марьюшка, она же Имя Изъято, влюбившаяся по сетевой переписке и отправившаяся искать своего Финиста ясна сокола (а моггла бы Фэт-Фрумоса, например) в далёкий путь, за семь гор и семь морей. В её буйной головушке находится место и рецепту халяльного тортика, и правилам завязывания хиджаба, и поэзии Хайяма, и правилам арабского музицирования.

Но, несмотря на все принесённые жертвы, ясный сокол оказывается довольно-таки мутным человеком. Судья (непонятного гендера, то мужчина, то женщина), устав разубеждать подсудимую и её подруг по несчастью, рвёт и мечет, матерится. В качестве адвоката выступает блаженный Августин, взывающий к милосердию и прощению. Ну, уже смешно. Исламистская пьеса, где выводится на сцену в положительном контексте христианский святой. Оксюморон какой-то, сухая вода. Идеологии радикального ислама Марьюшка отнюдь не привержена. Ей вообще не до идей, она влюблена по уши. Она не "халифатизм" проповедует со сцены, она говорит о личном чувстве -- и при всей своей телячьей наивности в этом чувстве прекрасна. Однако закон есть закон, и в финале пьесы выясняется, что повязывание форменного тюремного платка имеет немало общего с повязыванием хиджаба.

Ну а ты как думала. Намерения-то они пострашнее дел будут. Дела это дела, это против людей. А намерения – против всей нашей, так сказать, мифологии. Уф… Аж взмокла вся с тобой. Ладно. Подсудимая, хотите ли вы сказать последнее слово?

Вместо последнего слова звучит восточная мелодия. Жизнь коротка, искусство, как утверждается, вечно. Пьесу ставили и в ведущих театрах, и во фсиновском тюзе, везде хвалили... Отдельный интерес представляет упоминание в экспертизе борьбы с андроцентризмом. Интересное дело, это теперь тоже преступление -- с андроцентризмом бороться? Ведь если бы Марьюшка и бесчисленные Марьюшки (некотороые из них сейчас голодают в багдадской тюрьме) не поставили в центр своих судеб мужчину и любовь, ничего бы не произошло, жили бы и жили, без всяких намерений... Призадумаешься тут, конечно.

13 марта 1973 года в общежитии Университета Айовы было найдено тело молодой женщины. Её звали Сара Энн Оттенс, ей было 20 лет. Девушку задушили метлой, после чего изнасиловали этим же предметом. Убийцу Сары Энн арестовали только спустя два месяца после произошедшего — и всё это время женщины были вынуждены жить в страхе. Гибель Оттенс поразила Америку: взволнованные девушки выходили на демонстрации и митинги, писали труды о противостоянии насилию и открывали центры помощи пострадавшим от жестокого обращения.

Издательство Ad Marginem выпустило книгу Оливии Лэнг «Тело каждого. Книга о свободе», где рассказывается о попытках женщин противостоять насилию. Публикуем отрывок, посвящённый художнице Ане Мендьете, которая делала провокационные перформансы, чтобы привлечь внимание общества к проблеме изнасилований.

До конца лета издательство переводит 20% от продаж каждой книги Оливии Лэнг «Тело каждого. Книга о свободе» в центр «Сёстры» — организацию, помогающую пострадавшим от сексуализированного насилия.
( Collapse )

Судьба Наталии Верховой подтверждает страшную пословицу "от сумы да от тюрьмы не зарекайся". Осенью 2017 года по подозрению в мошенничестве она оказалась в СИЗО города Санкт-Петербурга и покинула это негостеприимное заведение только через двадцать два месяца. Она систематически вела записи в надежде когда-нибудь их опубликовать. И, конечно, общая интонация -- записки из параллельного мира.

Было у нас в камере четыре беременных. На последних сроках. Это забавно только на первый взгляд. Одной пришло время рожать. Гинеколог с утра осмотрела, подтвердила, что срок — сегодня-завтра и… ушла домой. А мы остались. С девушкой, которой предстояло рожать. …
Схватки начались, как часто это бывает, в два часа ночи. Дежурных сотрудников мы предупредили, что у нас возможно увеличение численности заключенных, так что помощь пришла быстро. «Скорая» тоже приехала. И уже были не так важны следующие часы ожидания конвоя — врачи были рядом. «Скорая» не могла уехать без четырех конвойных. Именно столько полагается на рожающую женщину. Чтобы не сбежала, а вы как думали?
Всё хорошо. Они родила и уже к вечеру вернулась в камеру. Ребенка она не видела. Обычно его привозят в тюрьму к матери только на пятый день. Это что — в соответствии с инструкциями рожать можно только в наручниках…

СИЗО -- род лиминального пространства, ещё менее человекоориентированный, чем колония. Да, оказывается, и такое возможно. В колонии, по крайней мере, свидания разрешаются, а здесь все разговоры -- только через стекло и в телефонную трубку. Нельзя рисовать. Нельзя заниматься рукоделием. Не везде есть возможность заниматься элементарной физкультурой. Верхова заботливо прикладывает к книге схему асан йоги, которые можно выполнять в камере. Заключённые теряют зрение, зубы, волосы. Даже несколько месяцев в СИЗО -- это тяжёлое испытание для здоровья из-за стресса и гиподинамии. Помню, ко мне приехала пациентка после пребывания в СИЗО, я её приняла за её маму... Просто вместо девушки бабушка вошла, шаркая. А тут по четыре-по пять лет люди сидят, и в порядке вещей как будто бы.

Сейчас Наталия Верхова занимается правозащитной деятельностью, даёт советы на всякий пожарный случай. По её опыту, к лишению свободы лучше всего готовиться на воле:

Посмотрите на себя цинично: чем вы можете быть полезным людям, с которыми на долгие месяцы вы обречены делить небольшое пространство. Мой опыт по понятным причинам связан больше с женскими СИЗО, но логика понятна: если человек полезен, конфликты с ним менее вероятны. В женских СИЗО ценились умения: делать массаж, гадать на подручных средствах, учить физическим упражнениям, языкам, рисовать, лепить, рассказывать позитивные истории. Конечно, ценятся те, кто может написать ходатайства, жалобы и прочие судебно-следственные документы. Уважение всегда вызывает последовательность — если вы ежедневно утром и вечером в любых условиях проводите свою тренировку, не мешая при этом никому, то с каждым днем недоброжелателей будет меньше.

Далее по ссылке: https://www.mk.ru/social/2022/07/12/pyat-let-v-sizo-istorii-zhenshhin-bezumno-dolgo-zhdushhikh-prigovorov.html

Конечно, многое следует если не делить на десять, то ставить под сомнение, в частности, тезисы про телекинез... Заключение меняет человека.

В каждой шутке лишь доля шутки. Иногда женщины в камере представляют жизнь на воле. "Установлю дома проверки". "Выкину диван, куплю шконку". "В двери кухни сделаю кормушку". "Привинчу мебель к полу". Смешно, но каждый, вышедший из тюрьмы и зоны, несёт эту жизнь наружу... -- пишет Н. Верхова. Тем не менее книга её называется "Тюремное счастье": https://ridero.ru/books/tyuremnoe_schaste_1/

Глубокое и интересное интервью, приуроченное к выходу романа "Степь", но отнюдь не ограничивающееся этой темой.
---------------------------------


Оксана Васякина. Фото: Алиса Никулина

В издательстве «Новое литературное обозрение» вышла «Степь» — второй роман писательницы Оксаны Васякиной, книга о взаимоотношениях дочери и отца дальнобойщика, маскулинных мифах девяностых и романтизации блатного прошлого России. «Гласная» поговорила с Оксаной о литературной основе ее романа, криминальном мифе и силе памяти.

«Пасхалка из прошлого»

— Какие книги были настольными, пока ты писала «Степь»?

( Collapse )

О книге и об авторке: https://www.wmmsk.com/2021/11/kniga-ljubavy-malyshevoj-femicid-v-otkrytom-dostupe/
Книга есть в открытом доступе. Ниже - статья "Афиши Daily"
-------------------------------------------

Фемицид – это убийство женщин из-за того, что они женщины. В России не ведется официальной статистики гибели женщин от рук сожителей, мужей, отчимов, знакомых и незнакомых мужчин. Любава Малышева ведет эту статистику с 2019 года и написала об этом книгу "Фемицид".



– Утром 25 января я на работе сидела, мне пишет Леша: "Ксюши больше нет". Я не поверила, пишу: что за бред, ты что, ненормальный? Он пишет: она выпрыгнула с балкона. Я Ксюшу очень хорошо знаю, она не выходит на балкон без надобности – высоты боится, – рассказывает Таня, лучшая подруга Ксении Шеренговской, жившей в Мурино (Ленинградская область) и погибшей в 22 года. – Он писал мне, что мыл руки и услышал, что Ксюша падает с балкона, подбежал, но не успел схватить ее за футболку. Но я ему не поверила: Ксюша бы не вышла в одной футболке на балкон, и потом он стал путаться, говорить другое. Когда пришла полиция, все списали на суицид, разбираться никто не стал.
( Collapse )

Исландия маленькая страна и совпадения случаются здесь постоянно. Аргумент этот постоянно использовали чиновники и политики, назначая на государственные должности друзей и родственников.

С детективами мне не всегда везёт. Именно поэтому ценю, когда после долгого перерыва издательства возвращаются к любопытному циклу или необычной героине. Ура, снова издают исландку Ирсу Сигурдардоттир [Yrsa Sigurðardóttir]! Я уже успела соскучиться по ворчливой Торе Гудмундсдоттир и её безумному семейству! Но увы, передо мной оказались не продолжения приключений Торы, а история новых персонажей: Хульдара, столичного полицейского, и сотрудницы Дома ребёнка Фрейи.



Фрейя, впрочем, по характеру отчасти напоминает Тору; в ней тоже много от лакснессовских «самостоятельных людей». Беда только в одном — эта самостоятельность, эта суровая северная целеустремлённость ушла на то, чтобы тянуть безрассудного брата, а брат... брат ей портфель носил. С паршивой овцы хоть шерсти клок. И вот молодая толковая женщина мыкается с этим братом, с его собакой, с его любовницей, с его младенцем, а есть ведь ещё и профессия, которая, давайте уж называть вещи своими именами, требует жертв. Фрейя досадует, что личная жизнь не складывается. А когда ей складываться, этой личной жизни? И с кем?

Что же касается Хульдара, таких молодых мужчин — нудных, вялых, аморфных — сочно живописал другой знаменитый исландец, Халльгрим Хельгасон. Личная жизнь у Хульдара тоже не складывается, и вот почему: у своих немногочисленных партнёрш он ассоциируется с головной болью и рвотой, ибо все его интимные связи происходят в обоюдном пьяном безобразии. Кроме того, наш герой склонен к рефлексии в характерном скандинавском духе. Канючное самокопание в исполнении дюжего молодого парня и само-то по себе невелика радость, а уж в детективе! Серость и мизерность центрального персонажа создаёт пренеприятный эффект: как будто бы сильные страсти, глубокие эмоции, любовь, ненависть все сосредоточились там, на стороне преступников, а у доблестных рыцарей справедливости — одни козьи потягушки, взаимное подсиживание и отвратительный кофе в перерывах.

И  «ДНК» [DNA], и  «Расплата» [Sogid] в силу специфики Фрейиной работы рассказывают о крайне гнусных преступлениях против детей. Дети-жертвы, дети-свидетели, и ещё вопрос, кому хуже досталось. Это заставляет сформулировать проблему, которую я распространила бы на многие современные произведения криминального жанра. Эта проблема — отношение к тем, кто переживает трагедию.

«ДНК» и в особенности «Расплата» ставят нас перед фактом: преступление не заканчивается само на себе. Осторожно, далее тьма спойлеров! [Spoiler (click to open)]Оно оказывает своё растлевающее влияние и на сообщников, вольных или невольных, и на потерпевших, и в особенности на их близких. Их одолевают чёрные мысли, приходит невольный соблазн мести, и - вуаля! вчерашние образцы добропорядочности вытворяют такое, что иной гестаповец отшатнулся бы, побледнев от презрения и отвращения. Формально идея разумная: насилие порождает насилие. Но если продолжить логически, то этак надо сажать в тюрьму не одного убийцу или растлителя, но и всех от него пострадавших. Вдруг им придёт в головы мстить? Насилие мыслится не как определённое действие, результат преступного умысла, а как тошнотворное чёрное облако, род чумы, которой можно заразиться просто от прикосновения, от общего воздуха, от земли, по которой прошёл уголовник. И это страшная философия! Она клеймит, стигматизирует в общественном сознании всех, хоть мало-мальски соприкоснувшихся с преступлением, начиная с жертв и заканчивая случайными свидетелями. То ли он украл, то ли у него украли, но осадок остался... Герои Сигурдардоттир обречены барахтаться в этом осадке до самой смерти. В её мире нет искупления, и, по большому счёту, нет справедливости.

В ноябре выйдет третья книга цикла о Фрейе и Хульдаре, однако читать не хочется почему-то.

Я уже чувствую себя каким-то амбассадором (амбассадоршей) реальных историй о преступлениях, но факт остаётся фактом: эта тема не теряет остроты, интересуя и издательства, и творческих личностей, и аудиторию. Вот например, в начале марта сего года из колонии вышел на полгода раньше срока неприметный семидесятилетний старик. Как же быстро минули семнадцать лет, которые в начале срока казались такими долгими и такими заслуженными от первого до последнего дня! В череде статей, передач, программ «вокруг маниака» будто бы невзначай потерялись истории самих девушек, переживших годы насилия. Одна из них, Екатерина Мартынова, написала автобиографическую повесть о времени своего заточения. В 2017 году «Исповедь узницы подземелья» была выложена на Ridero, а в марте 2021 года -- издана в бумажном варианте [АСТ, серия «Портрет эпохи»] и сразу стала бестселлером. Несколько ранее на прилавках появилась биографическая драма Карстена Граффа «Непобеждённая» [Эксмо, серия «Замок из стекла»], я начала читать... и мне страшно не понравилось. К сожалению, датский журналист с самого начала стал брать фальшивые ноты, тем более недопустимые, что книга рекомендовалась для молодёжи, пусть и с восемнадцати лет. Похищение избавило её [Екатерину] от страха перед родами -- каково? Не хватало ещё запатентовать плен в подвале у преступника как новую терапевтическую методику. От страха перед родами нашу героиню избавило не само похищение, а то, что она оба раза героически принимала роды у своей соузницы. Так что, хоть Е. Мартынова и принимала участие в написании «Непобеждённой», рекомендовать эту работу в феминистическом сообществе невозможно.



Что же касается «Узницы», уже с первых страниц она производит иное впечатление. Во-первых, мемуаристка не гонится за внешним эффектом и красотой слога, а во-вторых, не идёт по пути раздражающей психологизации социальных, в общем-то, проблем.

( Collapse )

Предисловие и глава из книги: https://www.goodhouse.ru/obshchestvo/people-stories/moi-1312-dney-seksualnogo-rabstva-glava-iz-knigi-uznicy-skopinskogo-manyaka/