В первую половину жизни Дульсе Мария Лойнас много путешествовала. Она объездила всю Латинскую Америку, неоднократно была в Испании, посетила страны Ближнего Востока, а Египту посвятила прочувствованную поэму "Любовные письма фараона Тутанхамона". На Канарских островах она прожила столь долго и столь прекрасно их воспела в стихах и прозе, что её сделали почётной гражданкой этой испанской провинции. Большой интерес представляют воспоминания Лойнас о дружбе с патриархами кубинской словесности Хосе Лесама Лимой и Алехо Карпентьером, а также с Габриэлой Мистраль, Х. Р. Хименесом, Федерико Гарсия Лоркой. Последний сначала сурово раскритиковал её стихи, но не это обидело, а то, что мэтр, ткнув пальцем в какие-то шуточные вирши "на случай", заявил:
- Вот так и пишите!
В отличие от журналистики и прозы, поэзию Дульсе Мария Лойнас считала сугубо личным, сокровенным делом. Критики подмечают в её произведениях религиозные мотивы, сравнивая их со стихами Терезы Авильской. После Революции такого рода творчество перестало быть востребованным... Лойнас затворилась в своём доме, выходя только в церковью Более двадцати пяти лет она не написала ни строчки. Компанию ей составляли подобранные на улицах столицы собаки и коты. "Я люблю животных, - говорила поэтесса, - люблю и птиц, но птиц не держу: ненавижу клетки". Это беспрецедентное литературное молчание прервалось в 1985 году: в Испании вышли "Избранные стихотворения" Лойнас. В дальнейшем и поэзию, и прозу она публиковала в основном за границей. 15 апреля 1997 года Дульсе Марию Лойнас, уже смертельно больную, чествовали в Испанском культурном центре Гаваны: её главному труду - антологии "Сад" - исполнилось 45 лет со дня издания. 27 апреля она умерла в больнице.
Баллада о поздней любви
Любовь, пришедшая поздно,
пошли мне просто покой.
Какими ты шла путями,
плутала тропкой какой?
Тебя не звала я вовсе
к последнему рубежу -
важней ли то, что ты скажешь,
того, что я не скажу?
Мертво холодное взгорье -
теперь я просто луна...
Пошли мне ночное море,
а роза мне не нужна.
Так долго ко мне не шла ты,
что ветер песни унес.
Любовь тишины, утраты,
не надо, не надо слез.
Розы
В моем саду есть розы
нездешней красоты.
Но розы быстро вянут -
их не полюбишь ты.
В моем саду есть птицы,
у них хрустальный звон,
но быстро он смолкает -
тебе не нужен он.
В моем саду есть пчелы -
летают день-деньской,
но мед их быстро тает -
на что тебе такой?
Ты любишь то, что вечно,
а смертной жизни дрожь
едва ли ты оценишь,
едва ли ты поймешь
и, верно, без подарка
из сада ты уйдешь.
Ступай своей дорогой,
не возвращайся впредь
и никогда не трогай,
что может умереть!
Сотворение мира
В начале была вода...
Ревущая, дикая.
Рыбы еще не раздували в ней свои жабры,
и берега не стесняли волн.
В начале была вода...
Земля
еще не воздвиглась из глубин,
не сделалась твердью.
Она оставалась илом и песком -
зыбкой тайной бескрайней хляби.
Не было ни полнолуний,
ни россыпи островов,
лишь в юном водяном лоне
уже изредка шевелились, толкая друг друга,
нерожденные континенты.
Рассвет мира! Первое пробужденье!
Гаснут последние подводные вспышки.
Какое море влажных всполохов
под черной бездной небес!
В начале была вода...
Цена
Бледнее губы стали.
Рука твоя легка.
И ночь в моем бокале
колеблется слегка.
Не обнялась с тобою,
не отпила вина.
Вот всё, чего я стою, -
низка моя цена.
Желание
Пусть вечно объятье длится,
вмещая и тень, и свет.
Окружность его - граница:
помимо-то жизни нет!
Пусть смерть, подивившись вчуже,
попробует сжечь меня,
нигде не сыскав снаружи, -
внутри твоего огня!
Синий кувшин
Лишь тень скользнет по вершинам
у тьмы и света на стыке,
пойду я с синим кувшином
собрать последние блики.
Вода у тропки отвесной
своею гладью покорной
поймает отсвет небесный,
поймает отсвет озерный.
Волна замедлит движенье,
последний луч обнаружив,
и я коснусь отраженья -
прозрачных шелковых кружев.
И пепельный свет прощальный
навесит пóлог обманный,
печали сделав печальней,
туманы сделав туманней.
А там и тьма заклубится,
чтоб мир из шелка и света,
и то, что снилось и снится,
и даже кружево это,
наполнясь жизнью иною,
исчезли в сумрачной стыни,
и только зыбкой волною
плескались в синем кувшине.