Цай Янь, посмертное имя Вэньцзи (госпожа литературной утонченности), была дочерью знаменитого поэта и государственного деятеля Цай Юна, который умер в тюрьме после того, как его союзник, приграничный генерал Дун Цзо, восстал против Ханьской династии. Предположительная дата рождения - 176 г. н.э. Еще будучи молодой женщиной, она была известна своим поэтическим талантом и блестящими знаниями. Цай Янь была захвачена в плен в 192 г. н.э. группой варваров-хунну. Хотя она уже была вдовой в свои 16 лет (ее выдали замуж в 15, но муж умер вскоре после свадьбы) и по китайским обычаям не была пригодна для брака, у хунну не было таких предрассудков, и она стала женой вождя Лю Бао. Цай Янь родила двух сыновей в этом браке, но затем была вынуждена оставить их, когда ее выкупил из плена Цао Цао в 206 году. Дело в том, что Цай Янь была последней выжившей из влиятельного и известного клана, который был уничтожен во время войны, которая привела Цао Цао к власти. Он сделал это, чтобы задобрить духов ее предков и завоевать их расположение к новой династии. После возвращения в Китай она получила нового мужа, Дун Сы. Хотя ее клан, представленный ею, был восстановлен в прежнем статусе усилиями Цао Цао, Цай Янь подвергалась остракизму при дворе из-за ее семейных связей и унизительных повторных браков.Когда она вернулась в столицу, Цао Цао вызвал Цай Янь на аудиенцию и проверил ее, спросив, может ли она вспомнить какие-нибудь книги из знаменитой библиотеки ее отца. Она записала несколько тысяч названий. Ее новый муж позже оскорбил Цао Цао, и тот приговорил его к смерти. Цай Янь, пользуясь своей известностью, оспорила приговор, спросив при всем дворе, не собирается ли Цао Цао дать ей еще одного мужа. Дун Сы был помилован.
В своих стихах и песнях Цай Янь описывает свою судьбу - плен, жизнь у кочевников, возвращение домой и разлуку с детьми.
Несколько отрывков в переводе на русский и английский под катом:
Скорбные строки. Отрывки из поэмы.
Империя Хань пошатнулась, настали великие беды.
Дун Чжо, не исполнивший долга, рукою кровавой своей,
Чтоб власть захватить в государстве, замыслил убить государя,
И прежде всего, погубил он всех мудрых и верных мужей.
…А банды Дун Чжо продвигались к цветущим равнинам востока.
Они состояли из цяней, из ху состояли они...
…Они города осаждали, они выжигали селенья,
Они населенье пленили, они истребляли народ.
И там, где они проходили, поля превращались в пустыню,
И там, где они воевали, стонала земля от невзгод.
И головы всех перебитых свисали с разбойничьих седел,
Измученных женщин пленённых войска волокли за собой.
Дорога трудна и опасна. И пленницы длинной чредою
Брели к чужеземным заставам босой и голодной толпой.
И сердце моё, содрогаясь, в те дни разрывалось на части,
Родная земля оставалась за нами в дали голубой.
Десятками тысяч солдаты нас в рабство тогда угоняли,
И не было нам дозволенья общаться в плену меж собой.
… Наслушавшись бранных упреков и выкриков, сердцу обидных,
Плелись мы, в пыли задыхаясь, судьбу проклиная навек.
Колотили дубинкой, когда же хлестали плетями,
От всех оскорблений и боли свой облик терял человек.
…Боюсь, что уже с сыновьями свиданья мне больше не будет.
Их солнечных глаз не увидеть и писем уже не прочесть.
Разлука — она, как могила, моих сыновей поглотила,
И сердце в груди защемило: как эту беду перенесть?…
…А дети меня обнимали и ждали, наверное, чуда.
Куда уезжаешь ты, мама? выспрашивал каждый их взгляд...
На части рвалось моё сердце. Я в грудь кулаками стучала.
В глазах, как в буран, потемнело от горькой печали моей.
И с криком: «Небесная сила!» от горя с ума я сходила,
Стояла и громко рыдала, к груди прижимая детей.
Приехав домой, увидала: домов уже нет под навесом.
Узнала — родные погибли, померкла небесная синь.
А город стал голой горою, предместье вдруг сделалось лесом,
В развалинах бывших построек терновник растёт да полынь.
Повсюду разбросаны кости, а чьи, никому не известно.
Они громоздятся, как горы, и больно их видеть очам.
Пустынны и полдень, и вечер, людской не услышишь здесь речи,
Лишь воют шакалы да волки в столице былой по ночам.
Боюсь постоянно, что снова отвергнут меня как калеку.
Боюсь, что меня позабудут и муж, и родная страна.
Вы спросите: времени сколько дано на житьё человеку?
Отвечу: отведено столько, чтоб горе изведать сполна.
Перевод В.Журавлёва
Eighteen Songs of a Nomad Flute
SONG 1
In the early part of my life, equity still governed the empire,
But later in my life the Han throne fell into decay.
Heaven was not humane, sending down rebellion and chaos,
Earth was not humane, causing me to encounter such a time.
War gear was a daily commonplace, and travel by road was dangerous,
The common people fled, all plunged in wretchedness.
Smoke and dust darkened the countryside, overrun by barbarians;
They knocked aside my widow's vows, and my chastity was lost.
Their strange customs were so utterly foreign to me
Whom can I possibly tell of my calamity, shame, and grief?
One measure for the nomad flute, one stanza for the qin,
No one can know my heart's agony and anger!
SONG 2
A barbarian of the northwest tribes took me to wife by force,
He led me on a journey to the lands at the horizon,
Ten thousand strata of cloudy peaks, so stretched the returning road,
A thousand miles of piercing winds, driving dust and sand.
The people extravagantly savage, violentlike reptiles and snakes,
They draw their bows, they wear armor, their bearing arrogant and fierce.
My second song stretches the strings, stretches them to the breaking point,
My second song stretches the strings, stretches them to the breaking point,
My will shattered, my heart broken, I lament and sigh.
SONG 3
I traveled across the land of Han and entered barbarian domains,
I traveled across the land of Han and entered barbarian domains,
My home was lost, my body violated; better never to have been born.
The felts and furs they make into clothes are a shock to my bones and flesh,
I cannot hide my disgust for the taste of their rank-smelling mutton.
War drums pulse through the night until it grows light,
The barbarian wind roars with great noise and obscures the border camps.
Appalled by the present, regretting the past, my third song is done,
My sorrow builds, my anger mounts; when will there be peace?
SONG 11
I am not one who clings to life on account of a fear of death,
But I could not do away with myself; my heart had its reasons:
If I lived I could still hope to return to the land of mulberries and catalpas,
But if I died my bones would be buried here, in the empty plains.
Days and months I dwelt among the nomads,
My nomad husband was fond of me, and we had two sons.
I nurtured them, brought them up, I can feel no shame for this.
I felt for them, pitied them, born in the far frontier.
My eleventh song has risen from this emotion,
Its sad harmonies entwine to penetrate heart and marrow.
SONG 12
The east wind responds to natural recurrences, with plenty of warm air,
I know that the Han Son of Heaven is spreading energy and peace.
Now the Qiang and the Hu dance the measures and sing in harmony,
The two nations make a truce and put an end to conflict.
Suddenly we meet an envoy from China, bearing a direct order;
He offers a thousand pieces of gold as a ransom for me.
I rejoice that I lived for a chance to return to greet our enlightened ruler,
But I grieve at parting from my two young sons, with no chance of meeting again.
My twelfth song balances sorrow and joy,
My twin emotions go, stay to whom can I reveal them?
SONG 13
I had never dreamed I would ever go home again;
I caress, I embrace my nomad sons, the flowing tears soak our clothes.
To escort me the envoy from China has a team of horses,
My nomad children wail till they lose their voices; alas! who could have known
That while we still lived there would come a time that would separate us like death?
My longing for my children makes the sun lose its light,
Where can I find wings to carry me back to you?
Step by step I am farther away, though my feet can hardly go on,
Our souls devastated, our shadows cut apart, just our love is left to us.
In my thirteenth song the strings are passionate, the tones melancholy,
My bowels feel cut to pieces, and no one knows what I have known.
Изображение взято из китайской книги 18-го века.