По наводке
- Маша! чего ты барыне-то не ответила? Нехорошо, дитятко!
Так она и вспыхнула вся...
-- Не маленькая ты, Маша! -- все увещаю, -- знаешь, чай, что барыне покориться надо... хоть она и сурово прикажет -- слушаться надо.
-- А если не послушаешься? -- промолвила Маша.
-- Тогда горя не оберешься, голубчик! -- говорю. -- Любо разве кару-то принимать?
А Федя даже смутился, смотрит на сестру во все глаза.
-- Убежать можно, -- говорит Маша, -- убежать далеко... Вот тростянские летось бежали...
-- Ну и поймали их, Маша... а которые на дороге померли!
-- А пойманных-то в острог посадили, распинали всячески, -- говорит Федя.
-- Натерпелись они и стыда и горя, дитятко! -- Я говорю, а Маша все свое:
-- Да чего все за барыню так стоят?
-- Она барыня,-- толкуем ей, -- ей права даны, у ней казна есть... так уж ведется.
-- Вот что! -- сказала девочка. -- А за нас-то кто ж стоит?
Мы с Федей переглянулись: что это на нее нашло?
-- Неразумная ты головка, дитятко! -- говорю.
-- Да кто ж за нас? -- твердит.
-- Сами мы за себя да бог за нас! -- отвечаю ей.
IV
С той поры только и речи у Маши, что про барыню. "И кто ей отдал нас? и как? и зачем? и когда? Барыня одна, говорит, а нас-то сколько! Пошли б себе от нее, куда захотели, что она сделает?" Откуда у ней такие мысли брались, что в пору только старому человеку подумать! Отгонишь ее: "Полно тебе, Маша, молоть!" Она себе сядет, задумается, да иной раз, подпершись ручкой, так долго-долго сидит, думает... Вдруг одним утром к нам староста на двор. Маша завидела его, побелела и отбежала в уголок. Вошел и кличет Машу на работу. "Иди, говорит, на барщину, красная девушка!" Шуткою хотел развеселить нас, что ли, -- добрый был человек покойник, -- да видит, что мы головы повесили, и сам вздохнул. "На меня не пеняйте, молвил, я сам человек подневольный!"
-- Иди, Маша!-- говорю.
А на Маше лица нет. Крепко уцепилась за лавку ручонками. "Не пойду, шепчет, не пойду!"
Мы ее уговаривать, усовещивать: "Через тебя и нам достанется!", а у нее одно слово ответное: "Не пойду!"
Что с ней сделаешь? И жалко ее укорять-то, девочка совсем потерялась. Мы отговорились: больна Маша. Ведь доля-то наша такая, что порою поневоле слукавишь! Горькая доля, скажу вам!
Надеялась я, что ласкою её ублажу, и все тихонько уговаривала... Не слушается девочка... Прошел год, другой, третий... Уж сколько мы хлопот, сколько горя набрались с этой Машей! Полоть ли огороды барские кличут, по ягоды господам посылают, -- "Не могу!-- говорит Маша, -- я больна!" А барыня ее помнила и все, бывало, спрашивает: "Отчего нет на работе Ивановой Машки? Больна? Чем это больна? Приведите, я посмотрю ее сама". И водили к ней Машу сколько раз. "Чем больна?" -- "Все болит!" Барыня побранит, погрозит и прогонит ее... "Чтоб была завтра на работе! прикажет, слышишь?" -- "Слышу", -- ответит Маша, а не пойдет и завтра. Стала барыня очень гневаться, и за нас с Федею принималась, что мы Маше потакаем.
А мы сами тому не рады, сами ее увещаем -- иди! Один раз грех-то был, что мы слукавили; кто ж ее знал, что за это уцепится... Стоило только Маше поклониться, попроситься -- барыня ее отпустила бы сама, да не такая была Маша наша. Она, бывало, и глаз-то на барыню не поднимет, и голос-то глухо звучит... а ведь известен нрав барский: ты обмани -- да поклонись низко, ты злой человек -- да почтителен будь, просися, молися: ваша, мол, власть казнить и миловать -- простите! и все тебе простится; а чуть возмутился сердцем, слово горькое сорвалось -- будь ты и правдив и честен -- милости над тобою не будет: ты грубиян! Барыня наша за добрую, за жалостливую слыла, а ведь как она Машу донимала! "Погодите,-- бывало, на нас грозится, -- я вас всех проучу!" Хоть она и не карала еще, да с такими посулками время не весело шло.
Кстати, один из немногих рассказов с хорошим концом.
Жаль, что ее русские повести менее известны, чем украинские: даже на ее родине исследователи мало им внимание уделяют.
У нее на русском языке не только много пронзительных вещей про судьбу крепостных девушек и женщин, но и бытоописание из жизни уездных городков неплохое, хоть там горечи меньше, конечно. В той же "Тюлевой бабе" ироничности хватает -вполне в духе русской классики 19 века.
При этом ее не было не только в школьном курсе литературы (а у нас был углубленный, литературный класс), но и в курсе русской литературы 19 века на филфаке (правда, не русское отделение)
Сейчас вспомнила, что в моем детстве она была у нас в доме, я много раз видела на полке этот том, но не читала.
Вот почему "доля ты, русская долюшка женская" мужского авторства так широко известна, спрашивается?
Edited at 2015-03-30 08:45 am (UTC)
никоим образом не собираюсь отбирать ее от украинской литературы.
имхо, те ее рассказы про крепостных девушек, которые я вчера прочитала - достойное бы место заняли в школьной программе, рядом с лесковым
Я надеюсь, что когда-нибуь смогу вести курс по русскоязычным женщинам-писательницам 19 века, вот Вовчок я бы точно туда добавила. Жаль, не могу найти более современные переводы на английский, хотя в 19 веке ее, кажется, переводили.