amparo_a в Подлинная история Бэлы, или фанфик по заявкамВ редкие минуты досуга я люблю мысленно переписывать классику, преимущественно в направлении правдоподобных финалов. Онегин зашел в спальню Татьяны, Татьяна немедленно вызвала лакея и велела выставить барина и более никогда не пускать в дом :). Анна нашла хорошего адвоката, развелась наконец с Карениным, вышла за Вронского, свет ее простил, но в 50 лет Анна увлеклась учением Блаватской, а потом индийской культурой, поехала в Индию, снова шокировав общество, в итоге написала книгу о йогах и прославилась на всю Европу :). Лариса из "Бесприданницы" послала нафиг и Паратова, и Карандышева, открыла с мамашей частную гимназию для купеческих дочек и стала как сыр в масле кататься :). а героиня "Письма незнакомки" Цвейга записалась на литературные курсы, подучила теорию стилистики, перечитала писанину любимого вооруженным глазом, поняла, что он раздутый критикой графоман, ужаснулась ("кого любила!"), и вышла замуж за старого графа. граф помер, оставил ей миллионы. Судя по комментам, эта идея многим понравилась, и я, после долгих колебаний, хочу предложить Вашему вниманию фанфик (любительский текст, вдохновленный известным произведением и использующий его образы) по всем известному "Герою нашего времени". Если модераторы сочтут его неуместным, я уберу пост. С другой стороны, стихи здесь были, почему бы не развлечь участниц соо прозой? :)
Итак, горянка Бэла, похищенная и погубленная Печориным, один из самых трагических (ну и романтических) образов русской литературы. Идеальная жертва - воспитанная в строгом патриархальном обществе несовершеннолетняя девочка, окруженная потенциальными насильниками (тот же Казбич), и попавшая в руки подонка. Ни рассказчик, Максим Максимыч, ни автор не видели для нее никакого выхода, кроме смерти. "Ну чтоб она стала делать, если б Печорин ее разлюбил?", ага. Для патриархальной культуры достаточно хорошая женщина - это всегда мертвая женщина. К счастью, мы можем видеть мир иначе. Если кому интересна иная версия "Бэлы" - милости прошу под кат.
БЭЛА
Альтернативная версия
Необходимое уведомление: Максим Максимович рассказывает историю Печорина через 20 с лишним лет после событий, т.е. в начале 1860-х гг. Курсивом выделен текст М.Ю.Лермонтова. Альтернативная версия начинается именно с этого момента.
Необходимое примечание: авторка не считает себя гением круче Лермонтова (что иногда бывает с авторами фанфиков :)))
«Одно утро захожу к ним - как теперь перед глазами: Бэла сидела на кровати в черном шелковом бешмете, бледненькая, такая печальная, что я испугался.
- А где Печорин? - спросил я.
- На охоте.
- Сегодня ушел? - Она молчала, как будто ей трудно было выговорить.
- Нет, еще вчера, - наконец сказала она, тяжело вздохнув.
- Уж не случилось ли с ним чего?
- Я вчера целый день думала, - отвечала она сквозь слезы, - придумывала разные несчастья: то казалось мне, что его ранил дикий кабан, то чеченець утащил в горы... А нынче мне уж кажется, что он меня не любит.
- Права, милая, ты хуже ничего не могла придумать! - Она заплакала, потом с гордостью подняла голову, отерла слезы и продолжала:
- Если он меня не любит, то кто ему мешает отослать меня домой? Я его не принуждаю. А если это так будет продолжаться, то я сама уйду: я не раба его - я княжеская дочь!..
Я стал ее уговаривать.
- Послушай, Бэла, ведь нельзя же ему век сидеть здесь как пришитому к твоей юбке: он человек молодой, любит погоняться за дичью, - походит, да и придет; а если ты будешь грустить, то скорей ему наскучишь.
Бэла опять вздохнула, и головой покачала, а потом точно успокоилась и по-другому заговорила: дескать, сама она понимает, что и Григорию Александровичу с ней нелегко, потому как она простая горянка и во многом не разбирается, а Печорин человек образованный.
- Я, - говорит, - даже не знаю, кто теперь главнокомандующий на Кавказе – генерал Ермолов или кто другой? Где он квартирует?
Я обрадовался, что настроение Бэлы переменилось, и давай ей рассказывать и про Алексея Петровича, и про Евгения Александровича Головина, нонешнего главнокомандующего, и даже адрес его канцелярии в Тифлисе припомнил, словом, наговорил всякой всячины, чтоб ее отвлечь. И точно – лицо Бэлы посветлело, глазки заблестели, и я ее оставил с легким сердцем, думая, что права пословица насчет того, что слезы женские – вода.
Хотел я поговорить с Григорием Александровичем про нее, да в тот день, когда он с охоты воротился, приключилось у нас в крепости престранное происшествие. Приходит ко мне вечером Печорин злой как бес и говорит, что кто-то украл из его стола пачку бумаги, нарочно заказанной из английского магазина. Очень меня это происшествие расстроило, поскольку воров у нас доселе не водилось. Думали мы, думали с Григорием Александровичем, и погрешили на бывшего моего денщика Тимошку: украл, каналья, бумагу на самокрутки. Тимошка, конечно, клялся-божился в своей невиновности, но наказали мы его примерно, в устрашение прочим. Так и день прошел, и не успел я поговорить с Печориным
А наутро он сам завел разговор о Бэле, да такой чудной, прости Господи.
- Представляете, Максим Максимыч, наша прелестная дикарка заговорила о замужестве. Она поняла теперь все неприличие своего положения и желает, чтобы я сие неприличие устранил. Не смешно ли?
- Вам, может, и смешно, Григорий Александрович, а мне ее, право, жалко. Что будет с ней, когда вы ею пресытитесь?
- Послушайте, Максим Максимыч, - отвечал он, - у меня несчастный характер; воспитание ли меня сделало таким, бог ли так меня создал, не знаю; знаю только то, что если я причиною несчастия других, то и сам не менее несчастлив; разумеется, это им плохое утешение - только дело в том, что это так. Если вы хотите, я ее еще люблю, я ей благодарен за несколько минут довольно сладких, я за нее отдам жизнь, - только мне с нею скучно... Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я также очень достоин сожаления, может быть больше, нежели она: во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, серце ненасытное; мне все мало: к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становится пустее день ото дня; мне осталось одно средство: путешествовать. Как только будет можно, отправлюсь - только не в Европу, избави боже! - поеду в Америку, в Аравию, в Индию, - авось где-нибудь умру на дороге! По крайней мере я уверен, что это последнее утешение не скоро истощится, с помощью бурь и дурных дорог.
Так он говорил долго, и его слова врезались у меня в памяти, потому что в первый раз я слышал такие вещи от двадцатипятилетнего человека, и, бог даст, в последний... Более мы с ним о Бэле и не говорили. А она, бедняжка, видать, решила привлечь его нарядами да украшениями, и уж оченно с духанщицей сдружилась, каждый день хотела ее видеть. Так прошло порядочно времени, месяца два, не меньше, уж и зима приближалась, как вдруг нагрянул к нам в крепость нежданный гость – граф Ростов, адъютант самого генерала Головина. Сами знаете, такие внезапные визиты ничего доброго не сулят, тем более, что в свите его приметили мы некоего господина в штатском, не иначе, как из Третьего отделения. Ну, думаю, что-то будет!
Григорий Александрович был знаком с графом по петербургскому свету, но граф знакомства поддержать не пожелал. Думали мы показать ему крепость, роту выстроили, как на парад, да только граф Ростов и слушать нас не захотел. «Я, - говорит, - имею поручение проверить некие вопиющие факты, а не вашими казармами любоваться. Отвечайте мне немедленно, без запинки: есть в ли доверенной вам крепости лица женского пола, находящиеся тут против своей воли?»
Не знаю, что почувствовал Печорин, но у меня сердце так и упало. Как тут ответить? По счастью или несчастью, Бэла нас с Григорием Александровичем от ответа избавила. Откуда не возьмись выскакивает она на плац в одном платье, бледненькая, только глаза сияют. Граф Ростов ее увидел, повернулся на каблуках к Печорину и спрашивает строго так: «Это девица Бэла из рода князей Хаджиевых, украденная вами из отчего дома?»
Ничего не промолвил Григорий Александрович, только побелел как полотно. Бэла за него ответила, да уверенно так: «Я, - говорит, - и есть девица Хаджиева, и хочу засвидетельствовать, что в похищении моем Максим Максимыч, комендант крепости, никак не участвовал. Виновен во всем только господин Печорин».
Тут в разговор вмешался господин в штатском: «Пройдемте-ка, Печорин, в ваш кабинет, поговорим втроем, без свидетелей: вы, я и господин граф».
Хоть и стыдно в этом мне признаться, не удержался я: только они дверь закрыли, прошел я в свой кабинет, снял со стенки ковер да и приложил ухо. Сперва они тихо говорили, я ничего не мог разобрать, а потом граф из себя вышел да и кричать начал, и что я узнал!
- Что же? - спросил я у штабс-капитана, схватив его за руку.
- Бэла написала письмо его превосходительству генералу Головину, да какое! Если б сам бес вселился в черкешенку, и то не написал бы такого послания.
- Да откуда она знала русскую грамоту? – поразился я.
- Оказалось, что знала. Когда ее отец еще враждовал с русскими, жил у них в доме пленный офицер. Взялся он Азамата учить грамоте, да тому учеба не пошла, а Бэла в углу сидела, все слушала, и, представьте, многое запомнила, хотя была совсем девочкой. С того времени она, конечно, буквы подзабыла, но нашла у Григория Александровича русские книги, кое-что у него спросила и вспомнила, как пишут по-русски. И какая голова у этой девицы оказалась: духанщица-то не просто так ходила, муж ее письмо в Тифлис и отвез. За это Бэла отдала ей два золотых браслета, что ей Печорин подарил – один до поездки, а один после. А чтоб духанщик не обманул ее, велела ему из тифлисской канцелярии привезти клочок бумаги, что письмо ее приняли. И духанщик привез. И то сказать, пока Григорий Александрович охотился, у нее хватило времени все обдумать.
- Что же было в письме?
- А в письме было так: «Милостивый государь, ваше превосходительство Евгений Александрович! К ногам Вашим, моля не о милосердии, но о справедливости, припадает девица Бэла из рода Хаджиевых из аула ***. Мой отец, князь Хаджиев, заключил мир с русскими и принимал в доме своем офицеров из соседней крепости, в том числе некоего г.Печорина, который отплатил за гостеприимство черным предательством. Офицер Вашего корпуса Печорин, презрев законы чести и правила приличия, похитил меня против моей воли из отчего дом и привез в крепость, усилиями его превратившуюся из воинской твердыни в рассадник порока. Мой несчастный отец, не выдержав случившегося, погиб; весь мой род возмущен и готов снова поднять оружие против русских. Но я, не желая быть причиной кровопролития, вверяю судьбу свою в Ваши руки.
Вашего превосходительства покорная слуга
Да, хоть и давно дело было, но я запомнил его слово в слово. Ох и ярились они, особенно господин из Третьего отделения! «Вы, - кричит, - господин Печорин, поставили под удар мирную политику его величества на Кавказе! Вас в Сибирь за это отправят!»
Понял я, что дело плохо, и отправился на поиски Бэлы. Она сидела в своей горнице как ни в чем не бывало, а духанщица (и эта тут!) вещи в баулы собирала.
- Что ж ты натворила, - говорю я ей, - дело судом пахнет!
- Пора Григорию Александровичу научиться отвечать за свои поступки, - отвечает она с хладнокровием. – Ему уже 25 лет, третий десяток, а все ведет себя как маленький мальчик, что захотел, то и сделал. Да только женщина ему не игрушка. Если я ему это объяснить не могла, пусть генерал Головин растолкует.
- Да ведь ему Сибирью грозят.
- Если женится на мне, я свою челобитную назад отзову, и никакой Сибири не будет.
- Бэла! Ну как вы жить будете после такого сватовства? Каким мужем он станет? Что он будет ощущать к тебе?
- Он все твердит, что жизнь ему постыла и люди опротивели, так какая ему разница? Ежели он и так страдает, пусть пострадает еще немножко, ему не привыкать. А я восстановлю свое доброе имя.
- Да он застрелится…
- Если после свадьбы – на здоровье.
- Да он убьет тебя…
- Пороху не хватит. Я его изучила, Максим Максимыч, он молодец только супротив овец вроде Грушницкого. Вот увидите, и сам не застрелится, и меня не убьет, и в Тифлис поедет, и руки генералу Головину лизать будет, и под венец пойдет.
И что вы думаете? Так все и вышло, как эта чертовка сказала! Отвез их граф Ростов в Тифлис, в резиденцию главнокомандующего, и тот лично с каждым из них говорил антр ну. Рассказывали, что вышел из его кабинета Григорий Александрович бледный, как мел, и вся петербургская спесь с него сразу слетела. Его превосходительство граф Головин выступил крестным отцом Бэлы, и он же устроил их свадьбу. Говорят, Бэла в европейском платье была диво как хороша! Сразу же после свадьбы Печорин подал в отставку, потому как Третье отделение все не желало от него отставать, и уехал с молодой женой в имение.
- Интересно, что с ними дальше сталось, - задумался я. – И какая теперь Бэла…
- Все та же красавица, только в другом вкусе: видная такая, статная, в черном шелковом платье.
- Где же вы ее видели?!
- Здесь же. Она приезжала в позапрошлом году, навестила могилу отца. Григорий Александрович после рождения дочери уехал путешествовать, как грозился, да в Персии и помер. Бэла осталась вдовой двадцати лет, но не растерялась, взяла все дела в имении в свои руки, вырастила дочь и выдала ее замуж за флигель-адьютанта. Показала мне портрет Машеньки Печориной в медальоне: редкостная красавица! В родителей. Я ей говорю: «Теперь, верно, вы и о себе подумать захотите, вам и сорока нет, найдете себе еще мужа». А Бэла отвечает: «Нет, у меня другие планы. Задумала я открыть на Кавказе первую школу для девочек, для всех, не взирая на вероисповедание – чеченок и осетинок, грузинок и казачек, черкешенок и кабардинок. Если власти не захотят помочь, открою на свои средства. Довольно пребывали мы во тьме невежества….»
- И открыла?
- А как же. Такая женщина, ежели что задумает, непременно добьется! Так оно подумать, смех, конечно, да и только: учить девок грамоте! Но ведь нашлись глупые родители, привели своих дочек, да и радуются.
Тут он пустился в длинную диссертацию о том, как неприятно узнавать новости годом позже - вероятно, для того, чтоб заглушить печальне воспоминания.
Я не перебивал его и не слушал.
Через час явилась возможность ехать; метель утихла, небо прояснилось, и мы отправились.
В Коби мы расстались с Максимом Максимычем; я поехал на почтовых, а он, по причине тяжелой поклажи, не мог за мной следовать. Мы не надеялись никогда более встретиться, однако встретились, и, если хотите, я расскажу: это целая история... Сознайтесь, однако ж, что Бэла человек, достойный уважения?.. Если вы сознаетесь в этом, то я вполне буду вознагражден за свой, может быть, слишком длинный рассказ.