Вот ссылка на статью о ней в вики: https://ru.wikipedia.org/wiki/%DD%F1%EA%E8%E2%E5%EB%FC,_%CB%E0%F3%F0%E0, тот самый фильм был снят в соавторстве с самой Лаурой.
Итак, роман. Во-первых он, конечно, «Шоколад на крутом кипятке». Я бы назвала его жанр семейной сагой, не будь само это название так безнадёжно опошлено. Хуже только любовный роман. Не хотелось бы так же называть Лауру «Маркесом в юбке» - это оскорбительно, как баба, да ещё латиноска, так сразу «Маркес в юбке». Может, она не Маркес, может она Кортасар? Это всё равно, что всякую русскую писательницу называть «Пушкин в юбке» (к слову, вы не находите, что это прекрасное название для салата или пирога?). А она, может не Пушкин, а совсем даже Сорокин? Нет, Лаура Эскивель, в юбке или без неё – совершенно самостоятельная писательница. Сюжет романа отчасти взывает к библейской истории (что, вообще говоря, характерно для католизированной Южной Америки) – к истории Леи, Рахиль, Иакова (?) и их отца. Вместо отца здесь матушка Елена, эдакая мексиканская Кабаниха… которая не только свекруха, но, между прочим и матриарх, жестко отстаивающая интересы рода. И две сестры, и усадьба, как маленький мир, с бесконечная сложность взаимоотношений женщин друг с другом. В романе очень много женщин с их бесконечной работой, которая якобы незаметна, Мне страшно понравилось описание этого мира тем, что оно очень созвучно моему пониманию действительности: мужчины на полном серьёзе полагают, что управляют женщинами, выбирают их – лишь потому, что женщины держаться с ними почтительно. И не подозревают о том, что на кухне, за стиркой, за закрытыми дверями всё решено бескомпромиссно, безжалостно и однозначно.
Еда – её выращивание, приготовление – служат как бы метаязыком, способом выражения очень тонких и при этом предельно земных взаимодействий. Младшая готовит особенную еду для старшей, чтобы ту в постели с мужем не мучили газы, а старшая беременна и беременность тяжелая. Матушка Елена ударом освобождает арбуз от кожуры, у неё вообще отлично выходят всякие, на первый взгляд деструктивные действия. Вообще рассказ движется отчасти по годичному пищевому циклу – и это очень важный момент, потому что речь идёт о женщинах.
Вот, пожалуйста, цитата, причём выбранная совершенно произвольно: «Когда с глазурью было покончено, ей пришло на ум запустить в нее палец, чтобы убедиться, не испортила ли Тита слезами ее вкус. Нет, на первый взгляд вкус не изменился, однако неизвестно почему Нача почувствовала внезапно щемящую тоску. Один за другим вспомнила она все свадебные банкеты, которые она готовила для семейства Де ла Гарса в надежде, что следующим будет ее банкет. В восемьдесят пять лет не следовало плакать, пенять на то, что она так никогда и не дождалась ни долгожданного банкета, ни вожделенной свадьбы, хотя жених-то появился, -- да когда это было! Мать Матушки Елены, та уж позаботилась, чтобы спугнуть его. С той поры Нача довольствовалась лишь тем, что радовалась чужим свадьбам, и безропотно хлопотала, устраивая их на протяжении долгих лет. Нача не понимала, почему она возроптала сейчас? Вот уж глупость, думала она, а поделать с этим ничего не могла.»
Льющийся, чистый язык, обманчиво простой, словно бы разговорный, как рассказ о жизни соседки, и в то же время завораживающий, словно канте хондо. Большое спасибо П. Грушко, кто бы это ни был, отличный перевод.
