"Сахарного ребёнка" я поставлю на полку рядом с "Моим пристрастием к Диккенсу": мне хочется, чтобы книжные девочки Нелли и Стелла дружили. У них много общего в судьбе. Отца Стеллы Нудольской, героини книги Ольги Громовой, тоже объявили врагом народа, и четырёхлетнюю Стеллу с мамой сослали в Киргизию.
Однако до ссылки ещё целая глава счастья - "Игра".
Эта глава небольшая, но в ней уместился рай. В раю нет разлуки, папа рассказывает "неправильные" сказки про маленькую девочку, мама поёт "Ходит дрёма возле дома, ходит сон близ окон", а в детской на стене прибиты две верёвочки, на которых маленькая Стелла учится завязывать и развязывать разные узлы: петельку, бантик, двойные... Это моя любимая глава.
"Сейчас мне кажется, что мы всё время играли".
"Любимая наша игра - "Где кто живёт". Мы все ложились на пол вокруг карты мира и расставляли по ней, например по Африке, кубики с африканскими картинками. Попутно мне рассказывали разные истории об обычаях, о населении, о климате, о путешественниках, об истории этих стран.
На ходу придумывали новые игры: сделанные из бумаги кораблики приплывали к Берегу Слоновой Кости, захватывали негров, везли их через океан и продавали на невольничьем рынке в Америке, где Линкольн негров освобождал. Все игры заканчивались победой добра над злом.
В выходной, накрывая большой овальный стол к обеду, мы играли в Круглый стол короля Артура и его доблестных рыцарей".
И вся эта сказка обрывается в лагере жён и детей "врагов народа".
Рядом с жилой зоной маленькая Стелла видит тюльпан. Он совсем близко от колючей проволоки, только руку протяни. Стелла садится на корточки, думает, как просунуть руку, и в этот момент на неё падает чья-то тень: "Я обернулась, улыбаясь во весь рот... и мне на голову обрушился удар прикладом".
Это самые страшные страницы книги.
Кровотечение остановила одна из арестанток, она же "собрала" сломанные кости носа и челюсти, забинтовала чем было, чтобы не смещались.
" Знаешь, когда у человека беда, то всегда кажется, что именно ему больнее и хуже всех на свете. Но за тысячи лет, что человек живёт на земле, прошло много, много миллионов жизней. И такая же беда случалась с кем-то другим. Оттого, что ты это знаешь, твоя личная боль не становится меньше, но эти знания помогают не потерять надежду..." - это мама говорит маленькой Стелле, когда та начинает приходить в себя. Это она себе говорит, чтобы выжить в безумии. Чтобы сохранить веру в то, что "хороших людей всегда больше". И передать эту веру дочери.
В книге две главные героини: девочка и её мама.
Мама музыкальна. До "испытаний" она часто садилась за пианино.
Мама очень хорошо рисует. Рассказывая, набрасывает историю.
Мама знает немецкий и французский.
Мама прекрасно шьёт.
И эта же мама в лагере выкапывает яму, чтобы прятаться там с дочкой от ветра, возит в тачке глину для саманных кирпичей, стругает доски, а в ссылке работает агрономом, а потом приёмщицей сырья на участке, где выращивают сахарную свёклу (нужно не забывать при этом, что женщина в детстве перенесла костный туберкулёз, тазобедренный сустав её не сгибается, она хромает), шьёт и перешивает вещи, которые получаются "как магазинные", ведёт "ликбез" - учит всех желающих читать и писать, читает вслух уставшим людям Пушкина и Гоголя, разводит птицу, управляется с коровой. Когда во время войны всех мужчин забирают в армию, преподаёт в школе химию...
На самом краю, рядом с отчаянием, появляются в жизни мамы и дочки хорошие люди. Южаки - добрая, работящая семья. Директор завода-совхоза "Эфиронос" Тачев - он знал Стеллину маму по работе ещё в Москве и не только устроил её агрономом, но и помог получить маленькую комнатку. Раскулаченные украинцы и семьи киргизов, которые делились самым необходимым, учили ездить на коне, топить печку, правильно лущить початки кукурузы...
Когда Стелла, уже школьница, спросит маму, почему папу называют "врагом народа" и "изменником родины", а многих добрых и щедрых людей - "кулаками", та посоветует девочке "слушать сердце":
- Ушами ты слышишь про врагов народа, а сердце не верит, чувствует, что это не так.
- Почему же тогда многие верят? У них что, сердца нет?
- Верят чаще всего люди, которые не привыкли думать сами, которым не хватает знаний... или смелости, чтобы думать самим. Ведь гораздо проще поверить в то, что тебе сказали, и просто делать, что велят..."
Это очень важные для всех нас строчки.
Я услышала о книге "Сахарный ребёнок" в моей любимой радиопередаче "Литературная аптека". В марте у Марины Бородицкой и Жанны Переляевой гостила Ольга Громова.
"Мы с Мариной просто были потрясены", когда прочитали "Сахарного ребёнка", не только самой историей, но тем, до какой же степени главные героини этой книги "наши люди". Они же "литературную аптеку" у себя открыли и лечились книгами, стихами. Только это их спасало: и маму, и дочку", - сказала Жанна Переляева.
А дальше Ольга Громова, которая боится слова "писатель" и называет себя "журналистом", поделилась необычной историей создания этой книги, рассказала о своём знакомстве со Стеллой Натановной Дубровой (в книге у неё фамилия мамы), об их дружбе и работе над рукописью.
Именно Стелла Натановна хотела, чтобы Ольга Громова сделала из её воспоминаний детскую повесть: "Не для маленьких детей, а для подростков, кто уже что-то понимает. Чтобы как художественная книжка читалась... Пообещай мне, что ты это сделаешь".
В передаче Марина Бородицкая и Жанна Переляева читали свои любимые отрывки из книги. Я сейчас с удовольствием "переслушала" - на сайте http://www.moskva.fm/
Хотите - могу объяснить, как там сориентироваться.
Мне любимые отрывки ведущих очень нравятся. Скажу и о своём. Он довольно большой. В нём Стелла - первоклассница. Она отлично читает и считает, но вот письмо ей не даётся:
"Зато сущим наказанием было для меня письмо. Конечно, писать в тетрадке в косую линейку палочки и крючки карандашом может каждый, но когда нам дали ручки с пером и чернильницы, оказалось, что всё не так просто. Перо почему-то всё время цеплялось за бумагу, на листе появлялись огромные кляксы, а буквы получались кривые. Я сердилась, и от этого ручка слушалась ещё хуже.
Однажды мама принесла пучок гусиных перьев, заточила их по правилам, как в старину, заодно рассказала мне, почему складной ножик называют перочинным, и предложила мне учиться писать и рисовать гусиным пером, как писали в XIX веке. Оказалось, что гусиным пером писать ещё сложнее, чем стальным. И совсем нельзя сильно нажимать: перо ломается, и надо брать новое. А перьев мало, и точить их трудно.
Но я не просто писала. Я писала послания в Сибирь! Нужно было выбрать в маминой хрестоматии стихотворения, которые особенно нравились, и представить себе, что мы пишем послания декабристам в Сибирь. Во-первых, каждое послание должно быть аккуратно написано, а заодно выучено наизусть, пока пишется; во-вторых, ему полагалось иметь рисунки пером на полях, как на рукописях Пушкина и Лермонтова. Писать красивые стихи, да ещё в столбик, по строчкам, было гораздо интереснее, чем фразы вроде "Наша родина - Страна Советов" или "Даша - хорошая доярка". А рисовать пером на полях картинки к стихам, стараясь, чтобы оно скользило легко, не цепляясь за бумагу, оказалось так здорово, что я даже забывала о том, каким непослушным бывает это перо.
"Посланий декабристам" у меня собралось множество. После этого опыта я уже не так сильно нажимала и на стальное пёрышко, оно перестало цепляться за бумагу и ставить кляксы. К концу учебного года мои отношения с письмом наладились, а у меня надолго осталась любовь к рисункам пером. И хотя я рисовала совсем не так хорошо, как мама, занятие это доставляло мне огромное удовольствие".
Ну вот, опять очень длинно получилось. Но с книжкой не хотелось расставаться. Вы же знаете, что это главный признак хорошего чтения.