Медведям хочется спать, но спать они не могут, ибо лишены век, и поэтому обречены на вечную бессонницу. Неподвижно уставясь пуговичными глазами в потолок, они, быть может, мечтают о дремучих лесах, бурых медведях, по образу и подобию которых они сотворены. На груди у младшего медведя зияет огромная рана, из которой торчит солома и сыпятся опилки. Вот уже год, как над ним была произведена какая-то сложная операция, и с тех пор рана не заживает. И медведь, постепенно теряя свои опилочные внутренности, катастрофически худеет.
Таинственно мигая, за окном зажигается совиный глаз луны, и неверный желтый свет его вливает новый яд в медвежью опилочно-соломенную грусть.
Тревожно тикают часы, по углам мышино шуршит тишина…
И часы, и тишина, и желтый совий глаз луны вскрывают чуткий сон, и маленькая голубая полосатая фигурка осторожно сползает с кровати. Нарушенный сон отходит, отходит, недовольно фыркая и ежась, как разбуженный кот.
Леночка — ибо голубую полосатую фигурку зовут Леночкой — подходит к окну и смотрит прямо в желтый и хитрый зрачок луны, и луна смотрит прямо на Леночку. Пожалуй, она немного сконфужена, что разбудила Леночку, впрочем, присмотревшись, она замечает, что Леночка как будто вовсе не спала: глаза ее широко раскрыты, волосы спутаны и губы что-то шепчут, а на лице ее — странное отсутствующее выражение. Отойдя от окна, Леночка берет со стола первую попавшуюся тетрадь в синей обложке и огрызок карандаша. Незримая муза вдохновенно водит рукой Леночки, но вдруг рука останавливается… Несомненно, прекрасная муза, должно быть, кем-то вызванная, оставила на произвол судьбы Леночкину руку, и рука эта, беспомощно сжимая карандаш, рисует фантастические цветы под лихо разбежавшимися строками на редкость крупных букв.
Нарисовав достаточное количество цветов и присоединив к ним еще двух собак и дом, Леночка, грустно вздохнув, возвращается к покинутому сну.
На столе остается открытая тетрадь с изображением цветов, собак и домика, над коими судорожно искривленные буквы, вытянутые в две строки, страдальчески твердят:
Луги цветут, а мне опять все грустно; —
Учусь, учусь и письменно, и устно.
I I
Между тем луна, наскучив любопытным шныряньем по углам и побледнев от усталости, наконец, закатывается и выпускает себе на смену самодовольное розовеющее солнце.
Ольга Николаевна будит Леночку.
— Леночка, половина восьмого, первый — арифметика, ты опоздала.
Леночке трудно проснуться: обманутый ночью сон мстит за себя и не выпускает ее из своих пушистых лап.
— Еще пять минут, я скоро… он, может быть, опоздает.
— Кто он?
— Владимир Викторович. Мама, я еще немножко, малюлюсенький кусочек посплю.
Но Ольга Николаевна неумолима. Она откидывает нагретое ватное одеяло и расстегивает фланелевую полосатую пижаму.
— Вставай, вот твоя рубашка, чулки и подвязки. Ты с каждым днем все позже и позже уходишь в гимназию. Лень прежде тебя родилась.
«Вечно про эту лень», — презрительно думает Леночка и, натянув чулки и рубашку, нехотя идет к умывальнику.Недовольство Леночки, впрочем, скоро проходит, когда, схватив книжки и нахлобучив круглую синюю шапочку с хвостиком на макушке, она выскакивает на улицу и бежит через садик к звенящему и громыхающему трамваю.
Лохматая коричневая собака бросается ей под ноги, отчаянно виляя хвостом и исступленно лая.
— Каро, Бронька, — кричит Леночка по-чешски, так как собака хозяйская и русского языка не понимает.
Усевшись в трамвай, Леночка несколько секунд тяжело дышит, так как за трамваем она бежала и вскочила в него на ходу, вопреки маминым просьбам. Отдышавшись, она подтягивает ноги, начинает осматривать пассажиров. В углу сидит толстый «пан» и читает газету, а напротив — женщина с корзиной, а рядом с Леночкой, держась за белое, висящее на ремне кольцо, стоит хорошенькая барышня в розовой шапочке и серой меховой шубке. Леночка с удовольствием смотрит на барышню, на серую шубку, но вдруг она вспоминает, как презрительно Ольга Николаевна отзывается о подобных шубках, говоря, что в России такой мех носят только внутрь, на подкладку, и что чешки не умеют одеваться и у всех у них большие ноги. Леночке втайне нравится барышня, нравится и ее шубка, она сама не прочь такую же «подкладочную» шубку, но, вспомнив слова матери, она высокомерно отворачивается.
«Россия, — думает она, — разве может какая-нибудь страна сравниться с Россией».
Хотя Россию Леночка покинула двух годов от роду и совершенно ее не помнит, зато слышит о ней постоянно.
Отец ее — крупный инженер, занимает в Чехии приличное место на одном из цементных заводов, и они живут хорошо, а в сравнении с другими эмигрантами даже роскошно, но разве это может сравниться с Россией. У мамы все время лицо, как будто ее смертельно оскорбили, заставив жить в двух комнатах с кухней в небольшой вилле на окраине города и объясняться в магазинах по-чешски.
Леночке великолепно известно, что, помимо больших ног, подкладочного меха и неумения одеваться, чехи страшно невоспитанны, едят с ножа и не уступают дамам места; что Россия — единственная страна «настоящей духовной культуры» и подлинной «аристократии духа». Леночка хорошо запомнила эти два выражения и, видав Россию только на открытках и зная ее по рассказам окружающих, все же чувствует глубокое почтение к этой необыкновенной стране, заселенной не только людьми, но и разными аристократическими и культурными духами.
I I I
В гимназию Леночка попадает в пять минут девятого и, срывая с себя по дороге и пальто, вся красная от смущения, входит в класс.
Урок уже начался, учитель математики, Владимир Викторович, высокий, бледный, никогда не улыбается и ведет урок глухим усталым голосом. Он никогда не кричит на учеников, как Софья Львовна или Никита Иванович, но его боятся, и уроки его всегда старательно готовят. Ученицы старших классов узнали, что он был офицером у Врангеля, носил черкеску и ездил на вороном коне, был очень храбрый, и черкеска ему необыкновенно шла. Они говорят тоже, что он — очень красивый и что глаза у него чудные, но Леночка этого не замечает, так как взгляд его глаз она всегда ощущает как тяжесть, и ее сжавшееся сердце неминуемо чует приближение роковой четверки.
Сегодня она особенно встревожена, ведь она не решила заданных примеров и не выучила правил.
Осторожно вбирая голову в плечи, она прокрадывается к своему месту рядом с Люсей Зайцевой, на третьей скамейке.
Владимир Викторович спрашивает Мухина; Мухин, стоя у доски, бойко отвечает урок и решает примеры. Владимир Викторович просматривает домашнюю тетрадь Мухина и изредка задает ему вопросы.
Мухин — хороший ученик, и ответами его всегда довольны все учителя. Владимир Викторович тоже доволен, но он ничем этого не выражает — ни кивком головы, ни улыбкой. Владимир Викторович никогда не улыбается.
«Помяни, Господи, раба твоего Давида и всю кротость его; помяни, Господи, раба твоего…» — беззвучно шепчет Леночка, держа кукиш под фартуком. Она боится, что ее вызовут, а молитва эта действует, как заклинание, и спасает от вызова.
— Зверева! — вдруг слышит Леночка и, вздрогнув, не разжимая кукиша, негнущимися ногами идет к доске.
— Ваша тетрадь…
Леночка подает тетрадь и вдруг с ужасом вспоминает, что именно в этой тетради она ночью написала свои стихи.
— Луги… Что такое? — изумленно вскидывает глаза учитель. — Что это значит?.. — продолжает он, но вдруг встречается с глазами Леночки: беззвучный вопль застыл в этих глазах, они грозят, умоляют, затопленные слезами, эти серые глаза пронзают и трогают даже бесчувственное сердце Владимира Викторовича. Еще миг, и он отводит взгляд и продолжает просматривать тетрадь. Затем он встает с кафедры, подходит к окну и, повернувшись к классу спиной, долго кашляет. Кашель его звучит очень странно, он, скорее, похож на сдерживаемый смех. Но это только кажется; повернувшись, он с тем же холодным и бледным лицом отдает Леночке тетрадь. Отдавая тетрадь, он смотрит на Леночку, и только одна она замечает неуловимые золотые искры смеха, мелькающие в его глазах.
— Прекрасно, садитесь, Зверева.
Леночка идет на место, как во сне; теперь она тоже знает, что глаза у Владимира Викторовича действительно «чудные»… Звонок, наконец, прерывает напряженное томление урока арифметики. Вылетая вместе с другими во двор, Леночка пробегает мимо наказанного, стоящего у дверей Степанова. Этот Степанов, рослый двенадцатилетний мальчишка в перетянутом кушаком свитере, с перепачканными руками и вечно сонными глазами, самый отчаянный хулиган во всей гимназии.
Стоя у дверей, он толкает пробегающую мимо Леночку, но она не оборачивается.
— Китайский мандарин, обезьяна с хвостиком, — тихо, но внятно, говорит Степанов.
Леночка слышит. Леночка вспыхивает. Нет для нее ничего обидней этого названия… И всему причиной — ее короткая, толстая косичка. Леночка, как и всякая другая современная женщина, является сторонницей «микадо», но мама упорно отказывает ей в просьбе отрезать косичку.
— Это гораздо красивее и женственнее, и в России все девочки носят косы…
Последний аргумент, конечно, убедительнее всех, и Леночка покоряется.
Но все же среди прочих «бубикопфов» и «микадо» (коротких стрижек с челкой), она чувствует себя, действительно, китайцем и даже — увы! — немного обезьяной с хвостиком.
Слезы навертываются у нее на глазах, и больно сжимается уязвленное сердце.
— Чернильная клякса, футбольная затычка!.. — кричит она, не помня себя, и, показав Степанову язык, выскакивает во двор.
— Крыса! — кричит взбешенный Степанов, но «высшая воля» приковывает его к месту, и Леночка на сей раз избавлена от пары ощутимых тумаков.
IV
К трем часам Леночка возвращается домой возбужденная, в пальто, забрызганном грязью, растрепанная и в помятой шапке. Дома она застает Веру Семеновну, у которой, как папа говорит, на лице ясно написано: «Меня ничем не удивишь».
— Mamerta, — кричит Леночка, — я получила единицу по истории.
— Боже мой, как денационализируются дети, — вздыхает Вера Семеновна. — Это варварское смешение языков. Ольга Федоровна посылает свою Лелю во французскую школу, но я предпочитаю русскую. Ее Леля скоро совсем забудет русский язык, говорит на каком-то франко-чешском…
— Это ужасно, — подтверждает Ольга Николаевна.
Леночка проходит в соседнюю комнату готовить уроки и оттуда слышит отрывки разговора:
— Большевики опять объявили террор… Восстание… Русская икра… Вы знаете, эти чешские портнихи…
Готовя уроки, Леночка схватывает отдельные слова, по-своему уясняя себе их смысл: террор представляется ей в виде тореадора, о котором иногда по утрам поет папа, объяснивший ей, что тореадоры — это те, что сражаются с быками. Большевики для Леночки — полумифические существа, чрезвычайно большого роста, отсюда — их название. Икра — загадочное русское кушанье, похоже на мармелад. В том, что она никогда не ела икры, Леночка ни за что не решится признаться. Ведь она — русская и родилась в городе Симбирске.
— Леночка, ты скоро кончишь? Иди чай пить.
— Сейчас, мне остался еще чешский ukol.
— Какой еще «укол»?
— Да «уколь», а не «укол», ты ничего не понимаешь; это значит, по-чешски, заданный урок.
— Ну, и язык, — ахает Ольга Семеновна, — разве можно научиться? У них урок, у нас укол, у них свежий, у нас черствый. А правописание… Я оставила всякую надежду…
За чаем мама говорит, что если детей пускают, то она поведет Леночку на русский фильм.
Леночка вскакивает и опять садится. О, кино — это ее страсть; прекрасные дворцы, лукавые гибкие красавицы, неустрашимые героические мужчины.
К шести часам возвращается папа. Узнав о проекте вести Леночку в кино, он протестует.
— Elle ne comprendra pas, — говорит Ольга Николаевна, — но я хочу, чтобы наш ребенок не забывал своей Родины.
Папа пожимает плечами.
— Твое дело, тебе виднее. — Он всегда уступает маме, и говорят, что он — слабый и под башмаком у мамы, но Леночка знает, что это неправда, он просто очень, очень умный, умнее всех на свете, вот и все.
V
Леночка, с мамой, папой и Верой Семеновной, идет по залитым светом вечерним улицам. Рекламы восхищают ее, витрины неудержимо влекут к своим зеркальным стеклам. Но она не смеет слишком явно восхищаться, ведь в Симбирске, несомненно, ярче освещены улицы и больше и прекраснее витрины. Разве может какая-нибудь страна сравниться с Россией…
Сверкающий вход в кино проглатывает людской поток.
«Carevno Katerino».
При входе происходит спор: Леночку не хотят впустить. Наконец, после долгих препирательств и уверений со стороны мамы, что Леночке меньше семи лет, ее пускают, причем папа что-то сует в руку толстому швейцару.
Леночке немного обидно, что ей так безжалостно уменьшили возраст, но, вспомнив о предстоящей картине, она прощает матери ее ложь.
Во время сеанса, первый раз в жизни, Леночка не соглашается с родными и их громким возмущением и протестом.
Екатерина, прекрасная испанская «кино-стар», очаровала Леночку; ее прическа, костюмы, ее поведение, вплоть до избиения непокорных придворных хлыстом, пиры с неизбежными балалайками, ее столица — Петербург; с картонными церквами, дворец с ручными медведями и чудовищно огромный кокошник пленили Леночкино сердце.
«Во поле березынька стояла…»
«Сижу за решеткой в темнице сырой…» — поет русский хор, скрытый в оркестре, и звук его, вливаясь в безбрежные снежные степи экрана, потрясает Леночку. Ее душа горит, слезы текут из глаз.
Она почти ненавидит своего папочку за то, что он громко хохочет в самых трагических местах; она не понимает, что мама имеет против костюма Екатерины, которая с кокошником на голове, в высоких сапогах со шпорами лихо гарцует на коне.
«Они сами не знают, чего хотят; они не любят Россию, они не умеют ею восхищаться…»
Домой Леночка возвращается молчаливая и задумчивая, в ее душе открывается новый мир.
«Так вот она какая, Россия; я обязательно поеду туда, обязательно», — думает она, и глаза ее слипаются.
Спать ее укладывают мама и папа: папа снимает башмаки, а мама — платье. Лица у них далекие и туманные.
Леночкин сон переживает действительность. Во сне она видит Россию: поля, покрытые снегом, сани, запряженные бурыми медведями, и в санях — Екатерина. Исполинского роста большевики дерутся с красными быками, пожирающими икру. А икра горами навалена на снегу, похожа на смородиновое варенье. Тройки такие, какими они изображены на коробках с русским чаем «Самовар», звенят колокольчиками, на облучках сидят ямщики и поют по-русски. Среди домов с соломенными крышами бегают настоящие русские собаки, заливаясь настоящим русским лаем. На светлом небе расцветают изумительные синие купола русских церквей, и из-за куполов, навстречу быкам, Екатерине и большевикам, заслоняя икровую гору, скачет на коне Владимир Викторович в черкеске, с красным башлыком и в черной папахе, и глаза его горят ярче луны и солнца, ярче сияющих звезд и голубых электрических кинореклам…
Каро -- Измененное: Kare! — Беги скорей! (устар. чеш., фр.)
По чешской системе школьных оценок от 1 (высший балл) до 5 (низший балл) четверка соответствует двойке.
Elle ne comprendra pas, -- Она ничего не понимает (фр.)