1.
Пойду в лес, под лесной покров,
с шумом обрушу снежную пудру
уши, глаза полны
плотным сладким белым
это чудо, я не слышу
гула шоссе,
визга стеклянно-стальных домов,
непокорного, порожнего и молодого.
Пойду в лес, под лесной покров,
сапоги полны снега,
рот, глаза, под свитером он тает.
Карманы полны хлама, из него собираюсь построить
что-нибудь движущееся.
Ты бы купил вон у той женщины подержанную машину
или скакуна, вложился бы в эти замыслы,
в спутанные волоы, в осиное гнездо головы?
В утренней телепередаче преуспевающие молодые:
я подстригаю ногти и слушаю.
Так громко говорят, серьёзные как шоссею
В газетах лица эльфов:
острые уши, на голове водяная капуста.
В обществе эльфа человек
тяжелеет, цепенеет, теряет язык,
эльф срывает плёнку маски,
обнаруживает ухмылку водяного,
расчётливые зубы,
пожирает детей, играющих на берегу.
Пойду в лес, в укрытие леса,
отряхну с себя мусор и пыль,
пройду под аркой ветвей
в тишину, там есть ешё
снег для рта, летучие мыши, не дающие спать,
всё, что ты оставила позади,
смеётся и бьёт кожаными крыльями.
Полный поворот, поменяй направление жизни,
блестящими буквами на каменных страницах
не сиди, прислушиваясь к тому, как
полные грузовики едут мимо, всё есть
выбор: выбрала я это,
скрип снега и прохладу,
прозрачные звёзды, которые
тают, когда к ним прикоснёшься?
2.
Уборка захламлённой кладовой взяла месяцы,
впрочем, не зря. Хожу, болтая обеими руками,
по лесу, не пришло ни одного сообщения,
далеко все жалящие насекомые,
и морозный снег, пушинка.
Человек может летать,
плавать под водой, преодолевать звуковой барьер,
отчего же крошка свинца не подходит для сердца:
оно бы прижалось, скрепилось
с камнем, стало прохладным, безмолвным.
Дети всё время приставали с вопросами,
я не смогла открыть дверь кладовой,
посреди хаоса увидела кошмарный сон,
врач убил меня,
потому что я была слабой и просила помощи.
Но сейчас — прислоняюсь к заснеженной ели:
я расчистила кладовую
спина окрепла,
я здоровый лес, здоровая гора,
я могу сказать это здесь,
когда снег заглушает голоса
и требования. Следы заметаются,
в белоснежном деревья топорщатся
как престарелые величества.
В лес надо попадать
из дому одним махом.
Никто не спрашивал,
что я сделала с тем хламом,
я не знала.
3.
Было так много счастья,
что я не знала, куда его девать.
Оно разбухало как тесто, поднималось
в кадках, ушатах, тазах,
начинало пузыриться, лопаться,
я замазывала им оконные рамы,
пихала в щели на полу, под карнизы
защитой от сквозняка, в трещины на потолке,
набивала в карманы курток, кидала
в одёжные чехлы вперемешку с шариками антимоли,
утрамбовывала в пустую посуду,
а оно раздувалось и поднимало бледную голову,
разевало свой мягкий беззубый рот,
я бросала его в бельевые ящики, в тумбочки
доверзу, на полки за книги удалось напихать много,
большую кучу за диван, под ковёр расплющить
в огромный блин, а оно всё не кончалось,
дом вонял перебродившим, оно булькало и
расползалось, кошмарно извиваясь,
приставало к пальцам, залепляло клавиатуру;
мусорные мешки, ящики с игрушками, с инструментами,
бельевые шкафы, стаканы для карандашей, лезло
из чемоданов, я давила и топтала,
месила и размазывала,
не спрашивай, почему я здесь,
накрыв уши лесным одеялом, заметаю
за собой тропинку наглухо.
(Переводы Э. Иоффе)
Йоханна Венхо [Maria Johanna Venho] пишет стихи и прозу, в последние годы особенно тяготеет к детской литературе. Она закончила Хельсинкский университет с магистерской степенью по философии в 1990 году. Диссертацию, кстати, я бы почитала: она посвящена поэзии недавно ушедшей от нас ирландки Ивен Боланд [Eavan Boland], которую на русский вообще, кажется, не переводили, и называлась «Мифическая история. Женский портрет Ивен Боланд». В 1998 году Йоханна Венхо сама выступила с поэтическим сборником «Письмо на Сатурн» [Postia Saturnukseen]. Публикуемые стихи взяты из третьей книги поэтессы «Сплошной праздник» [Yhtä juhlaa] 2006 года.
Пост юбилейный, вчера Йоханне Венхо исполнилось пятьдесят лет. Поздравляем!
