Что же касается «Узницы», уже с первых страниц она производит иное впечатление. Во-первых, мемуаристка не гонится за внешним эффектом и красотой слога, а во-вторых, не идёт по пути раздражающей психологизации социальных, в общем-то, проблем.
Всё, что случилось со мной, и что я буду описывать в моей книге дальше, – это не следствие каких-то надломленных взаимоотношений в моей семье, как мог бы подумать кто-то ретивый, начитавшись бульварных псевдопсихологических книжонок. Нет, конечно. Семья у нас была по-настоящему дружная. Со своими традициями, с поездками в деревню к бабушке и на море. У нас были и книжки, и игры, и аттракционы, зимой мы ездили на машине по Золотому Кольцу, а летом – загорали на озёрах…
Теперь, когда каждая минута проанализирована мною от и до, я могу точно сказать, что наш семейный и мой личный Апокалипсис начались в обычный, ничем не примечательный день сентябрьского бабьего лета 2000-ого года с обычного телефонного звонка…
У Граффа с первых страниц версия готова: насильник страдал от одиночества, потому и сделался насильником и тюремщиком. Очень мило. Многие люди мучаются от одиночества, но в уголовников не превращаются. Уже, похоже, про них впору исследования писать: как человеку удалось не докатиться до самой тошнотворной уголовщины, хоть он и был одинок, и страдал, и являлся мужчиной? С определением маскулинности датский философ тоже не подкачал: ...мечта владеть женщинами и использовать их, чтобы избежать одиночества и получить сексуальную разрядку, довольно широко распространена среди мужчин. Многие из них когда-либо мечтали о гареме, обитательницы которого удовлетворяли бы любые их прихоти. Мужчины часто способны отделять сексуальные потребности от эмоциональной жизни. Они могут заниматься сексом с женщиной так, словно она неживой объект, игрушка. Возможно, восприятие секса как некоего опыта, который можно полностью контролировать, а женщины как объекта потребления является частью мужской природы. То есть у Мохова было всё по природе, только, к сожалению, не соблюдались этические рамки. А вот ежели эти рамки блюсти, сохраняя декорум, можно, видимо, и гаремом объектов потребления владеть. Сам Графф называет себя философом табу, а Екатерину описывает как своего рода сверхчеловека, ницшеанского Übermensch.
Почти все жертвы ужасных преступлений боятся жизни, но иногда им удаётся растворить свою боль и обрести истинную силу. Когда это происходит, человека можно назвать настоящим борцом. Настоящий борец обладает эмоциональной гибкостью, потрясающей открытостью и огромной внутренней свободой. Кроме того, он редко считает себя жертвой. Настоящий борец понимает, что должен использовать всё, чему научила его боль, во благо других. Я многое прочитал о Кате и понял, что это в полной мере относится к ней. Она, несомненно, обрела особое знание. Знание, которое может дать новые полезнейшие навыки миллионам людей, переживших различные травмы и насилие. Я был уверен, что читателям будет интересно понять, какой настрой помогает сохранить рассудок и силу воли в жутких условиях настоящего ада.
Конечно, если воспринимать более тысячи изнасилований, как некий университет, способный чему-то научить четырнадцатилетнюю девочку, главы от лица насильника будут даваться легко. И остаётся только приветствовать, что Е. Мартынова решила сама донести до аудитории свою точку зрения. У неё это получается лучше, умнее, чем у «философа».
Предисловие и глава из книги: https://www.goodhouse.ru/obshchestvo/people-stories/moi-1312-dney-seksualnogo-rabstva-glava-iz-knigi-uznicy-skopinskogo-manyaka/