Из сборника «Завоеватель» [Valloittaja, 2012]
* * *
Подорожник грозит длинным пальцем, рябина поджала рваные губы,
глина чмокает из оврага, репей пучится злобно лохматым глазом,
осина остерегает: «Не оберёшься стыда! Крыша поехала, что ли?»
А берёзовый лист лепечет: «Пусть её радость потреплет!»
Иван-чай головою качает: «Нахлебаешься горюшка!»
Колокольчик упреждает: «Истаскаешься потаскушкой!»
Жабрей жамкает: «Не продолжай, пожалеешь!»
Сосна хает, ракита ругает, а сама я себя и того пуще,
а солнце даёт оплеухи, желает меня образумить,
ну а ветер лишь машет макушками рощи прибрежной,
тростник трясёт волоснёй, трунит надо мной, моими страстями,
волны шлёпают наперехлёст друг другу в ладоши.
* * *
Когда рука опускается на бедро, печаль опускается с ней,
когда подбородок скользит вдоль плеча, печаль с ним скользит,
оставляя след, но тут же в радость швыряет меня.
Когда в радость швыряет, подхватывает печаль,
когда схватывает печаль, радость дикая взвизгивает во мне.
Когда встряхивает печаль, радость бренчит и крошится печалью,
когда поцелует печаль, холодом ярким радость пронзит,
когда радость охватит, зашевели́тся печаль,
воспалится, растает, взъярится до радости,
когда радость брызжет, слизывает печаль,
когда лижет печаль, радость во мне уже ноет,
а когда радость задремлет, печаль гладит по волосам,
когда гладит печаль, пробуждается радость,
перебрасывается с печалью мячом черепа.
* * *
Когда подбородок скользит вдоль плеча, ляжка завидует, я тебя так хочу.
Когда рука опускается на бедро, тяжёлый воздушный змей, вскрикивает спина.
Когда кусаешь шею, плоть щебечет, но плечо обижается.
Когда нежно покусываешь губу, мне смешно, а ягодица жалуется.
Когда куснёшь ягодицу, милый мороз, ягодица другая дуется.
* * *
Ах, ты нарываешься, лезешь в драку!
Набрасывайся, нападай — грохну доспехом в доспех,
булава боевая ударит в другую крест-накрест, целуя.
Дарим удары, наносим уколы,
раним искусно,
расцветаем лохмотьями.
Да, это притягивает — сопротивляйся!
Поддайшься, парируешь, цепляешься бешено, ускользаешь,
сражаешься, не делая ничего,
калечишь, отказываешься от потасовки,
привлекаешь, прощаясь.
Со спины налетаешь,
захватываешь в тиски, не отпускаешь
припираешь к стене,
опять нарываешься, лезешь в драку:
с каждой битвой узнаём друг друга всё лучше и лучше,
фонари синяков всё ярче и ярче освещают любовь.
Рекламация
Вот и пришло, что я заказывала! Ну да, сама же хотела, но
мне оно не идёт, и я выгляжу в этом смешно:
на картинке оно выглядело приличнее.
И что я поимела за свои наличные?
Должно было быть нарядное, романтичное,
поднимать настроение, дышать, освежать,
а оно мне в груди начинает жать,
на горло давит до отврата —
требую возврата!
Раскаиваюсь в глупом приобретении:
холодит и одновременно вызывает потение.
Должно было доставлять постоянную радость —
за красивыми картинками скрылась гадость.
Должно было быть на все случаи, удобное, эластичное —
а оно скучное, жёсткое, непрактичное.
Должно было быть лёгкое, яркое, весёлое —
а оно грубое, толстое, ужасно тяжёлое.
Я ждала честной сделки от этого предприятия,
элегантности, люкса — тьфу, о стиле никакого понятия!
Должно было мягко облегать, очаровательно выглядеть,
а оно уродливое, колючее — взять да выбросить!
Должно было быть нежно-розовое — а оно, блин, цвета свинячьего поноса.
И выдерживает крутое употребление без износа!
Мамонты горя
Комковатого горя мамонты
бредут по пустынной равнине моей,
тёмные горы шагают в ледяной пустоте,
мягкое топанье ног,
бивней изгиб поэтический,
придыханье, сопенье, гуденье, фырканье.
Ветер ноет, позёмкой метёт.
Мамонты греются в стаде,
о призрачных грезят цветах,
водопады мочи, кучи навоза дымятся,
жуют голубику, топча прошлогодние травы,
катятся ошеломляющими громадами,
тяжкие комья немотствующей тоски,
ноги подводят, всё тело слабеет:
один лишь удар — и свалит, убьёт,
хобот расплющит в месиво.
* * *
Когда просыпаешься и открываешь глаза, вспоминаешь ли ты,
как мы впервые друг друга увидели?
А когда закрываешь, накатывают ли виденья того, что не сбылось?
Когда повернёшься, уткнувшись лицом в простыню,
мечтаешь ли, чтобы там была я, мой запах,
воображаешь меня там, где нет ничего,
прижимаешь к губам пульсирующее запястье,
как будто оно моё?
Трогаешь ли дверной косяк,
вдруг прижавшись к нему, гладишь стену?
Нарезая хлеб и чувствуя сопротивление,
вспоминаешь ли дни, недели, месяцы,
когда мы приближались друг к другу?
Жжёт ли тоска, когда открываешь электронную почту:
написать не можешь, и больше не ждёт письмо от меня.
Приходит ли что-то на ум, хотел бы мне рассказать и не можешь,
глянешь в окно на весну, не видишь
цветущего клёна, мотылька, видишь меня,
промельк птицы, хотя на стройке
грохочет, грохочет, грохочет молот,
слышишь журчанье ручья меж камней,
моё покашливанье в шорохе гравия на тропинке,
мой смешок в треске ветки, ломающейся под ногой,
когда ступаешь по сырому песку, соглашается ли он: «Да-а»,
когда тёплый ветер касается шеи, чувствуешь ли как я выдыхаю: «М-м»,
камешки шепчут волна вздыхает на берегу: «Ах»,
высокие волны о скалы: «Ты глупец!»
водоросли шуршат: «Бедолага!»
Когда ты жене улыбаешься, и она отвечает улыбкой,
знаешь ли ты, что и моя печаль глубока,
глядя на неё, думаешь обо мне?
Перевод Элеоноры Иоффе
