— У меня вот, большой палец есть. Если его поставить торчком да улыбнуться от души, то что угодно станет по-моему!
Кэкэ хочет дом Кики, кота Кики, друзей Кики, и будь Кики другим человеком, мы увидели бы на страницах минимум десяток магических поединков. Однако конфликт разрешается в характерной манере Кадоно, странно, поэтично и немного печально.
Вообще быть ведьмой в мире Кадоно — доля не самая весёлая.Помогать и зависеть от чужой помощи, жить на птичьих правах у чужих, в общем-то, людей, трудиться без выходных и отпусков, а также без фиксированной оплаты, имея притом на иждивении разумного кота-подростка. Родители где-то там, далеко, не звонят-не пишут. Зато, когда понадобилась помощь в уходе, активизировались тут же. Будни юной представительницы прекариата описаны жёстко и жёлчно: пробегав несколько часов, Кики получает в награду... леденец. В городе ведьмочку любят, но не как индивидуальность, а как достопримечательность. Нам же в голову не придёт спросить, пообедал сегодня Медный Всадник или голодный стоит. Читатели сетуют на инфантильность героини, её незрелость — а ведь удивительного мало. В то время, как её одногодки учатся, дружат, ссорятся, общаются, социализируются, Кики зарабатывает себе на хлеб. И ладно бы просто зарабатывала! А надо ещё не забывать о почтительности, благодарности, о признательности, о заботливости, о тысяче правил, из которых нет исключений. Приобрести нарядное — да что там нарядное, хотя бы не-чёрное! — платье — серьёзный проступок. Веселиться на городском празднике — беспременно проспишь самое важное в ведовском расписании утро. Так что немудрено, почему Кики мечтает о любви, о замужестве. Личные переживания — хотя бы повод разнообразить ежедневную рутину.
Другое дело, что объект переживаний выбран не вполне удачно.
Томбо — тип вечного многообещающего юноши, который до седой головы останется многообещающим. Ближайшие полвека ему жена будет не нужна. Разве что из экономии, чтобы прислуге не платить. В четвёртой книге есть упоительное письмо Томбо "любимой", где он в экстазе расписывает крастоы природы на горе, куда удалился в каникулы отшельником, а под конец небрежно приписывает:
— Тебе, Кики, тоже хорошего лета.
Вот в этом Томбо весь.
Вольно или невольно, Кадоно подаёт экзальтацию мальчугана, в свои восемнадцать доросшего аж до смотрителя живого уголка, как признак едва ли не духовного просветления, а труд Кики — как погрязание в банальной бытовухе. Даже сардонический Дзидзи в этой низменной среде лишается речи, возвращаясь к первобытному мяву. И сразу возникает вопрос, на кого последние тома "пятилогии" рассчитаны. Детям рефлексии молодой ведьмы пока чужды, подросткам (по крайней мере, некоторым) захочется чего-то более динамичного, менее созерцательного и менее... да-таки, грустного. Не знаю строк печальнее финала пятой книги, "Кики и её волшебство":
Спустя два года Томбо и Кики сыграли свадьбу.
И, разумеется, свадьбу сыграли Дзидзи и Нуну.
А потом прошло тринадцать лет. Так что следующая история начнётся через тринадцать лет и два года. Да, спустя пятнадцать лет.
Собственная история Кики закончилась.