На русском языке издана следующая книга Элизабет Осбринк: "1947" с подзаголовком "Год, в который всё началось". Я бы предложила альтернативное название — год, в который ничего не закончилось. Шведская писательница сознательно отказывается от анализа, просто перечисляет факты. Однако из этого незатейливого перечисления складывается чёткая картина, и картина эта оптимизма не вызывает. Осбринк нигде не говорит прямо, что победа во Второй мировой войне оказалась пирровой, но как ещё интерпретировать события? С одной стороны, как будто бы война ещё идёт. Немцы повсюду персоны нон грата, их депортируют, изгоняют, высылают из крупных городов. Так, в ходе операции "Чёрный тюльпан" в Нидерландах интернировали с конфискацией имущества более трёх тысяч граждан, у которых родной язык немецкий. Причём, по утверждению Осбринк, даже участие в деятельности Сопротивления и/или еврейская национальность от "Чёрного тюльпана" не спасали. Воображаю ситуацию, люди семьями скрывались, были на волосок от смерти год за годом, наконец, победа, можно выйти из укрытия, и — добро пожаловать в лагеря. Вы немецкоговорящие. Впечатляет.
В то же самое время бывшие (а их бывших не бывает) нацисты спокойно продолжают своё дело, встречаются, пусть и под покровом тайны, и совещаются, как построить "новую Европу без чужеродных элементов, без коммунизма, без феминизма и без демократии". Шведского политического деятеля Пера Энгдаля Осбринк называет пауком в большой паутине и даёт понять, что паутина тянулась очень далеко. Зарисовки из жизни светил науки и общественной деятельности тоже заставляют задуматься. Оруэлл разводит кур на острове Джура, как Шерлок Холмс пчёл в Суссексе. Симона де Бовуар мучается любовной тоской и пишет "Второй пол". Рафаэль Лемкин бьётся как рыба об лёд, пытаясь, чтобы геноцид, истребление по национальному признаку, признали преступлением. А некто Грэйс Хоппер вписывает в журнал наблюдений фразу, которой суждено стать знаменитой: First actual case of bug being found [Первый на данный момент случай обнаружения бага]. Баг, бедолага мотылёк, тоже, получается, себя обессмертил.
Читала эту книгу в присутствии бабушки. Смотрю, она плачет.
— Бабушка, что случилось?
— Оля! Сорок седьмой год! Мы тогда такие были голодные!