Каждое утро Мафалда просыпается, собирается в школу, сидит на уроках, почти ничего не понимая и, главное, не понимая, зачем ей следовало бы это понимать, ходит к врачу, тискает пёстрого толстого кота Оттимо Туркарета, которого котёнком нашла на дереве – бедное животное не могло спуститься самостоятельно... Каждое утро она скрупулёзно подсчитывает, за сколько шагов увидит это дерево, своё любимое дерево, черешню. Подсчёты очень важны. Мафалда неотвратимо теряет зрение.
Синдром Штаргардта обусловлен генетически. Обычно он развивается у взрослых, но Мафалде десять лет, и, по самым сдержанным прогнозам, зрячей ей осталось быть полгода. Вся семья готовится к тому неизбежному дню, когда всё станет совсем плохо. Каждый вечер девочка вычёркивает из особого списка то, что совсем скоро не сможет делать.
Играть в футбол.
Считать звёзды.
Принимать световые сигналы.
Есть чёрные оливки. Есть-то, конечно, сможет, но как узнает, что они чёрные?
Самой прочесть любимую книгу Кальвино, "Барон на дереве". Кстати, очень хорошая книга, я её прочитала раз двадцать не меньше.
Дружить с лучшей подругой.
Любить кого-то, потому что девочки рассказали, что от любви мужчины и женщины бывают дети, а когда останешься в темноте, за младенцем будет очень трудно ухаживать.
Настанет пора, когда в списке останется только два пункта.
У Паолы Перетти, учительницы из Вероны, преподающей итальянский детям-иммигрантам, тот же диагноз, что и у Мафальды. Писательница и её героиня, подруги по несчастью, не склонны к натужному оптимизму. Они знают наверняка, что розовые очки при их заболевании не помогают.
И как раз по теме сообщества:
– Эстелла, а в Румынии есть писатели?
– В Румынии? Конечно, есть. Почему бы им там не быть?
– А почему тогда мы никогда не читаем румынские книжки?
Вопрос объявляется хорошим. В романе А. Петровой "Аппендикс" один персонаж в сердцах даже целый квартал спланировал среди развалин и выложил битым кирпичом: улица Чорана, улица Элиаде, улица Аны Бландианы. Не помню точно, была ли там улица Аны Бландианы, но теоретически вполне могла быть. Как, и Эжен Ионеско тоже румын? С ума сойти, мы думали, француз. Точно так же Мафалда изумляется, что Трансильвания не сказочная страна, а часть Румынии, и национальная принадлежность графа Дракулы становится для неё откровением. Можно принадлежать к разным культурам, можно говорить с акцентом на языке подруги или совсем его не знать, этого языка. Но дружба всё равно останется дружбой. Если у маленького романа "Расстояние между мной и черешневым деревом" [La distanza tra me e il ciliegio] должна быть какая-то мораль, пусть будет такая.
Но я думаю, морали там быть и не должно.
