Ольга Майорова (maiorova) wrote in fem_books,
Ольга Майорова
maiorova
fem_books

Categories:

Польша/Беларусь: Элиза Ожешко

Элиза Ожешко [Eliza Orzeszkowa], урождённая Эльжбета Павловская [Elżbieta Pawłowska], родилась 6 июня 1841 года в родительском поместье Мильковщина Гродненской губернии. В трёхлетнем возрасте она лишилась отца, в десятилетнем -- покинула дом, чтобы учиться в столице, в монастыре сестёр-сакраменток. Там она познакомилась с Марией-Станиславой Василовской, будущей поэтессой Марией Конопницкой. Дружбу они пронесли через всю жизнь.



Мать, вступившая во второй брак, твёрдо решила выдать дочь замуж сразу после окончания учёбы. Из воспоминаний: Выйдя в „свет“, я некоторое время была какой-то легкомысленной. Шум ли светской жизни меня ошеломил, мое ли положение самой богатой и пользовавшейся наибольшим успехом барышни сделали меня такой поверхностной, не знаю. Знаю только, что из мечтаний в монастыре о бедном и благородном молодом человеке, об освобождении моих крепостных, о каких-то неопределенных, но красивых подвигах, в это время во мне ничего не осталось… Психический мир мой как-то сузился, уменьшился... На новую жизнь я смотрела, как на игрушку, и будущее казалось мне игрушкой. Я хотела как можно скорее стать замужней только для того, чтобы иметь право распоряжаться своим домом, экипажем, слугами и быть самостоятельной, не ограниченной в своих желаниях волей матери, человека деспотического… Физическая сторона моего существа глубоко спала, нравственная и умственная — на некоторое время тоже погрузились в сон. Мне кажется, что если бы тогда из куска дерева сделали мужчину и сказали мне, что, когда я выйду за него замуж, я буду самостоятельно распоряжаться собой и всем моим имуществом, что он будет возить меня по различным местам и балам, я согласилась бы выйти замуж за дерево.

Жениху, помещику Петру Ожешко, был уже четвёртый десяток, он был очень хорош собой, зажиточен, учтив и образован. А всё равно лучше бы дерево, потому что ко всем своим совершенствам пан Пётр имел один недостаток. Он был картёжник. Промотал свои деньги, женины, залез в долги, он продал даже отцовскую библиотеку, чтобы расплатиться... Восстание 1863 года подвело черту под этим несчастным супружеством. Петра за участие в военных действиях сослали в Пермскую губернию, а Эльжбету, хотя она активно содействовала повстанцам, даже одного из руководителей восстания, раненого, в собственной карете переправила в Варшаву  по липовому паспорту, под видом больного двоюродного брата, каким-то чудом репрессии миновали. Имение конфисковали в казну. Пани Ожешко возвратилась в разорённую Мильковщину и начала процесс расторжения брака. Некоторые биографы утверждают: по соглашению с супругом. При всём своём мотовстве он оставался порядочным человеком и не хотел ломать жизнь жене. К этому же периоду относится первая публикация Элизы Ожешко: повесть "Картины голодного года" (1866).

Брак признали недействительным в 1869 году, уже после возвращения Петра Ожешко из ссылки, и тогда же пришлось продать Мильковщину и переехать в Гродно. По совету адвоката Станислава Нахорского, который был другом писательницы и влюбился в неё. Взаимно. Но он был женат, жена тяжело болела, отличалась тяжёлым характером, по некоторым сведениям, страдала психическим заболеванием. Держала в доме тридцать кошек, кстати. И вот двадцать с лишним лет Ожешко и Нахорский встречались тайно. Не та атмосфера, чтобы творить идиллии, согласитесь.

Вот так начинается ранний, эпически популярный роман "Марта" (1873), вошедший даже в школьную программу Германии, в переводе, естественно:

— Жизнь женщины — это вечно пылающее пламя любви, — говорят одни.
— Жизнь женщины — в самоотречении, — твердят другие.
— Жизнь женщины — в материнстве, — восклицают третьи.
— Жизнь женщины — игра, — шутят некоторые.
— Добродетель женщины — её слепая вера, — хором соглашаются все.
[большая цитата]Женщины веруют слепо; они любят, жертвуют собой, растят детей, развлекаются… следовательно, делают все, чего от них требует общество, и всё же на них посматривают как-то косо и время от времени бросают им не то упрек, не то предостережение:
— Неладно вы живёте!
И наиболее вдумчивые, разумные или наиболее несчастные женщины, вглядываясь в свою жизнь и в то, что их окружает, твердят:
— Да, неладно мы живём!

Если неладно, значит, надо искать выход. Одни видят его в одном, другие — в другом, но все эти рецепты не помогают излечить недуг.
Недавно один писатель, который пользуется заслуженным уважением в нашей стране (Захариасевич), в своем романе «Альбина» пытался доказать, будто женщины страдают физически и нравственно только оттого, что не умеют сильно любить (конечно, мужчину!).
О, небо! Какая вопиющая несправедливость!
Пусть слетит к нам на помощь розовый божок Эрос и подтвердит, что вся наша жизнь — фимиам, который мы непрестанно курим в его честь!
Едва выйдя из детского возраста, мы уже слышим, что наш удел — любить одного из этих «царей природы»; в юности мы мечтаем об этом повелителе и вечерами, когда на небе светит луна или сверкают звезды, и по утрам, когда белоснежные лилии раскрывают навстречу солнцу благоухающие чашечки. Мечтаем и вздыхаем, вздыхаем о том мгновении, когда нам можно будет, как лилиям к солнцу, устремиться навстречу тому, кто встаёт в нашем воображении, словно Адонис в утреннем тумане или в потоках лунного света… Затем… что же затем? Адонис спускается с облаков, находит себе телесное воплощение, мы меняемся с ним кольцами и выходим за него замуж… Это тоже доказательство любви, и, хотя вышеупомянутый писатель в своих прекрасных романах утверждает, что это всегда и неизменно делается по расчёту, мы не можем с ним полностью согласиться. Брак по расчёту — обычное явление лишь в определённых кругах и при определённых обстоятельствах. Как правило же, брак — следствие любви. Какой любви? Это уже другой вопрос, сложный, об этом пришлось бы много говорить. Достаточно того, что, когда девушка в подвенечном платье, стыдливо закрыв лицо белоснежной фатой, идет к алтарю, прекрасный Эрос летит впереди, держа над ее головой свой факел, горящий розовым пламенем.
Затем… Что же затем? Мы снова любим… Если и не того царя природы, который девочке-подростку являлся в мечтах, а юной деве надел на палец обручальное кольцо, — так иного; а когда не любим никого, то жаждем любви… сохнем, чахнем; частенько эта неудовлетворённая жажда любви делает нас злыми ведьмами…
И что же происходит? Одни порхают в жизни, осенённые крыльями бога любви, они честны, добродетельны и счастливы; другие — и таких больше, гораздо больше — ступают по земле окровавленными ногами, борясь за кусок хлеба, за свой душевный мир, за честь свою; их удел — горькие слезы, безумные страдания, они тяжко грешат, падают в пропасть позора, умирают с голоду…
Итак, рецепт «любите!» не во всех случаях помогает.
Видно, в лекарство следует добавить ещё кое-что, тогда оно скорее поможет. Чего же в нём недостаёт?
На это, быть может, ответит страница из жизни одной женщины…


Я в экзальтации вцепилась в эту самую страницу и осталась скорее недовольной. При всей моей любви к вельтшмерцу судьба Марты, рано овдовевшей шляхтянки, ничему не обученной, не способной заработать на хлеб ни себе, ни маленькой трогательной, совершенно диккенсовской дочке, — это уж воплощённая безнадёжность, плач и слёзы. Но пусть "Марта" тенденциозна, пусть писательница суровой дланью закрывает перед героиней все двери, не была ли жизнь беспощаднее? Сколько таких Март, а также Марф и их детей банально погибало с голоду?

Вот и мои любимые "Господа Помпалинские" [Pompalińscy], написанные три года спустя, посвящены животрепещущей теме замужества фактически за кров и кормёжку. Двух дочек-умниц пани Джульетта Заноза-Книксен (кроме шуток, Джульетта Заноза-Книксен) с горем пополам пристроила за соседей, таких же мелкопоместных дворян. Осталась третья, красавица. Красавице уже двадцать три. Надо поспешать. И вдруг как снег на голову падает завидная партия, настоящий граф! Правда, Цезарий немножечко, самую чуточку придурковат, но это даже к лучшему. И мы с высоты наших высших образований и профессиональных достижений можем осуждать панну Дельцю, что она готова пойти за комического простака, а есть ли у панны другие варианты? Гробить здоровье на фабрике, как Роза, скрывая своё сословное происхождение? Идти в девочки для битья к старой титулованной психопатке, как Леося, которая, наряду со старой психопаткой, — самая интересная, яркая героиня повести? Может быть, сразу в монастырь или с моста в реку? Зов неопытного сердца перечеркнул все девичьи грёзы и надежды маменьки. Психопатическая графиня, пиковая дама, старая троллиха, наверняка осталась довольна унижением своих врагов. А традиции... традиции нерушимы.

Как же обстоят дела там, где зарабатывать своим трудом — это норма жизни? Элиза Ожешко расскажет нам и о крестьянстве. Вот "Ведьма" [Widma, 1881] и более поздняя переработка "Дзюрдзи" [Dziurdziowie, 1885], в редком жанре реалистического хоррора повествующие о том, что будет с необычной, выходящей из ряда вон женщиной на селе:

В толпе воцарилось гробовое молчание. Казалось, души этих людей теперь слились воедино; со всей силой мысли, чувства, зрения и слуха устремились они к этой женщине, и в душу её словно впилось острое жало. Вытянув шеи, все уставили на неё глаза. В них ещё не было ничего, кроме несколько брезгливого удивления. Только жгучий, разящий язвительной насмешкой взгляд Розальки быстро перебегал с лица женщины, застывшей у пламеневшего креста, на мужа, который вдруг странно преобразился: неясная улыбка затаенного счастья разлилась по его лицу и стерла обычную мрачность, сменив ее блаженным выражением восторга, переполнявшего всё его существо. Степан глядел на неё и не мог наглядеться. Между тем женщина снова спросила:
— Что ж? Приходила она?
Никто не ответил. В блестящих, смеющихся глазах её мелькнула тревога.
— Что же, — повторила она, — видели вы уже ведьму? Приходила она?
На этот раз из толпы отозвался голос Петра Дзюрдзи; он не был гневен, но звучал очень серьёзно:
— Будто ты не знаешь: первая, что придет на огонь, та и есть ведьма.
— Ну, как же! — ответила женщина тоном, выражавшим глубокое убеждение. — Как не знать, знаю! А кто — первая?
Два мужских голоса — Петра Дзюрдзи и Якуба Шишки — твердо ответили:
— Ты.


Вот "Хам" [Cham, 1888] как бы о несложившемся семейном счастье деревенского вдовца Павла и горничной Франки, наследственной алкоголички, гулёны и скандалистки, а на самом деле о том, что любовь не всемогуща и не вылечивает всех ран, не воскрешает. Вот Bene nati [1891], идиллия наизнанку, где вся статья бы юной паре жить, и жить счастливо, но есть такие люди — родственники. Дворянка есть дворянка! Лесник ей не чета. Всякий шляхтич по природе равен воеводе, а лесник... что такое лесник? Ясновельможный пан Хам. Я не случайно выбрала тег "травля".

...прадеды наши почитали совершенством лишь ту панну, которая обладала шестью достоинствами, начинающимися с буквы "п". Тут он поднял голову к потолку, будто силясь вспомнить эти шесть "п", и принялся их перечислять, загибая растопыренные пальцы. Итак, первое: праведна, то есть превыше всего страшится прогневать господа бога каким-либо грехом или проступком; второе: прелестна, что объяснения не требует, ибо всякому видно с первого взгляда; третье: порядлива, никогда не сидит, сложа ручки, и за всякую нужную работу берется с охотой и сноровкой; четвертое: послушна, то есть с радостью подчинится всякому разумному приказанию мужа, равно как и его родителей или кого другого; пятое: прилична, а это значит, что скромностью и учтивостью всем бывает приятна; шестое: приданое, но это впору хоть и совсем вычеркнуть, ибо там, где имеется пять "п", шестое- если есть, то хорошо, а нет, то и бог с ним!

После большого гродненского пожара 1885 года Элиза Ожешко организовывала помощь погорельцам. Её жилище тоже пострадал, и адвокат Нахорский предложил ей квартиру в своём доме. Его жена умирала — и умирала ещё девять лет. Пожениться Нахорский и Ожешко смогли только в 1894 году. Через два года, в день св. Елизаветы, то есть в именины Ожешко во время праздника Станислав Нахорский мгновенно умер от паралича сердца.

Последние романы Элизы Ожешко отмечены влиянием поэта-романтика Зигмунта Красиньского, а также Льва Толстого с идеями нравственного самосовершенствования. В 1905 году она, как и граф Толстой, была выдвинута на Нобелевскую премию, но получил её Генрик Сенкевич. Кстати, предлагали разделить премию между Ожешко и Сенкевичем, но организаторы на это не пошли, к сожалению Последний сборник рассказов, Gloria Victis ["Слава побеждённым", 1910], вновь возвращает к годам молодости писательницы, к восстанию. Дни Элизы Ожешко клонились к закату. Мостовые перед её домом выстилались соломой, чтобы не тревожить чуткий сон больной. Она умерла в мае 1910 года и была похоронена рядом со своим вторым мужем.

Предыдущие посты о писательнице:
https://fem-books.livejournal.com/1733569.html
https://fem-books.livejournal.com/54904.html
https://fem-books.livejournal.com/53972.html
Tags: 19 век, 20 век, Беларусь, Польша, классика, крестьяне, повесть, польский язык, реализм, роман, русский язык, судьба женщины, травля, феминизм, феминистка
Subscribe

Recent Posts from This Community

  • Переведено с персидского - 3

    В сетевом журнале «Горький» продолжают публиковать рассказы иранских писателей и писательницы, а я продолжаю их рекламировать в сообществе. Сегодня…

  • Галатея наносит ответный удар

    Пигмалион и Галатея... Сколько художников посвящали свои шедевры чуду преображения холодного мрамора в живую человеческую плоть! Сколько писателей…

  • Четверг, стихотворение: Вероника Тушнова

    Шишка Я в снегу подтаявшем, около ствола, гладенькую, мокрую шишку подняла. А теперь в кармане я ее ношу, выну, полюбуюсь, лесом подышу. Выну и…

  • Post a new comment

    Error

    Comments allowed for members only

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

  • 6 comments