«В доме музыка жила» – записки не только о великих: о Шостаковиче, Рихтере, Прокофьеве, упомянутых на обложке. Это и о тех, кого помнят меньше. За фамилиями, знакомыми со школьной скамьи, встают интересные, убедительные и часто – трудные истории. Николай Раков происходил из купцов, что тщательно скрывал. Однако регулярно посещал родную Калугу, где его семья строила жилые и промышленные здания, и возвращался оттуда с неизменной сардонической усмешкой. Что-то опять угробили – значило это выражение лица. М.Р. Раухвергер, этюд которого я полгода мурыжила, оказывается, трогательно заботился о своей парализованной жене. Тихон Хренников – ныне одиозный, а всё же-всё же «Колыбельная Светланы», «Друга я никогда не забуду», «Московских окон негасимый свет» – умел ценить дружбу, но мог и посмотреть на давних друзей особым тяжёлым «государственным» взглядом. А кстати, про Шостаковича. Аж в самой Википедии пишут: его жена, Нина Васильевна Варзар, была по профессии астрофизиком, отказалась от научной карьеры и полностью посвятила себя семье. Как бы не так. Вот что пишет о ней Валентина Чемберджи:
Нина Васильевна,независимая, яркая и незаурядная, всегда жила своей жизнью, не принося жертв. Физик, она с увлечением работала по своей специальности. Она не принадлежала к тем избалованным «жёнам», которых недолюбливала моя мама, но сама была личностью...
Улетала жена в командировки, а муж, всемирно известный, пестовал детей и стоял у плиты. И ничего. Не убыло от священного гения.
Ещё немного о положении женщин в СССР:
Несмотря на объявленное равноправие, мама всю жизнь считала, что мужчины (во всяком случае, в ее профессии) не принимают женщин всерьёз, не считают их равными себе в творчестве. Считают композиторство не женским делом. По прихоти судьбы я совсем недавно наткнулась на тонкие по обыкновению суждения на эту тему, высказанные одной из гениальных женщин прошлого века – Вирджинией Вульф в «Орландо»:
...у всех мужчин есть одна общая тайна; лорд Честерфилд о ней проговорился сыну под величайшим секретом: "Женщины - всего-навсего большие дети... Умный мужчина ими забавляется, играет, льстит им и балует их", и это, поскольку дети вечно слышат то, что не предназначено для их ушей, а иногда и вырастают, как-то, верно, просочилось, так что церемония разливания чая - довольно двусмысленная церемония. Женщина прекрасно знает, что, хотя великий ум её задаривает своими стихами, хвалит её суждения, домогается её критики и пьёт ее чай, это никоим образом не означает, что он уважает её мнение, ценит её вкус или откажет себе в удовольствии, раз уж запрещена рапира, проткнуть её насквозь своим пером.
Мама приводила такой простой пример: «Ты даже не представляешь себе, как важно иной раз поговорить с человеком, пообедать с ним, пригласить его к себе. И все мужчины это делают, а я же – не могу...» Мама не любила концертов из произведений женщин-композиторов,постоянно отказывалась от участия в концертах, посвящённых Восьмому марта. Всегда очень радовалась, когда в критических статьях её сочинения или игру на рояле называли мужскими. Вообще же определение ценностей искусства по половому признаку считала унизительным.
Вот такой гендерный парадокс. Определяться через пол унизительно, но быть причисленной зоилами к почётным мужчинам -- звучит гордо. И что характерно, Зара Левина была гораздо талантливее и тоньше, чем её недоброжелатели. Чтобы убедиться в этом, достаточно прслушать вокальный цикл на слова Эммы Мошковской, да хоть романсы из репертуара Шульженко "Малыш" и "Я разлюбила вас". Особенно последний, очаровательная пародия на дворовую лирику. Текст сочинила блестящая певица и фольклористка Л. Глазкова. Несправедливо забытая. Это как припев после женских имён в мемуарах -- несправедливо забытая, несправедливо забытая...
Детство в "В доме музыка жила" окрашено в идиллические тона, полнится светом, полнится музыкой -- концерты, пластинки, отдых в Доме композиторов в Рузе... О родителях -- ничего, кроме любви. Познер, к слову, пишет, что Левина тиранила единственную дочь, доводила до обмороков. Ничего подобного в мемуарах не описывается. А о взрослой жизни Чемберджи пишет подчёркнуто скупо, скромно. Как будто ничего интересного после -- не произошло.