fem_books

У этой книги 111 рецензий на ливлибе, большинство – положительные: пишут, что это «прекрасная сказка», что в авторском фантастическом мире «хочется жить», «все очень мило, романтично и по-доброму». С отличным языком я соглашусь, но вот с «прекрасной любовью» у меня возникли сложности, да и жить в таком мире мне что-то совсем не хочется…

В центре сюжета – развертывание отношений двух пар от непонимания и настороженности до «любви», брака и деторождения.

Первая пара: девушка Эйо по стечению обстоятельств спасает беспомощного воина, выхаживает его, обменивает свою девственность на его исцеление (акт дефлорации – это способ выпустить мистическую «природную силу» женщины из рода эльфов-альвов, поэтому за «эльфийками» люди охотятся, чтобы путем их изнасилования и умерщвления насытить поля плодородной силой). Как видим, сексуальность оказывается связана с постоянной угрозой изнасилования и использования: женщина – источник силы, заниматься сексом для нее означает «отдавать» (а для мужчины, соответственно, «получать»). Очень знакомый мотив, не правда ли? Поделившись силой, Эйо оказывается привязана к спасенному очередным мистическим ритуалом: чтобы выжить, она должна заниматься с ним сексом, сбрасывая таким образом излишки разрывающей ее магической силы и поддерживая в мужчине жизнь; из этой вынужденной связи вытекает брак и беременность. Авторка показывает, что пару связывает любовь, но я вижу в этой «любви» слишком много неравенства и вынужденных обстоятельств: изначально герой говорит, что Эйо ему не ровня – слишком низкого происхождения; он требует от нее на людях демонстрировать полную покорность и подчиненность, да и в брачной клятве жених обещает «любить», а невеста - «покоряться»; невесту (взрослую и вполне самостоятельную женщину) начинают отучать от привычных ей штанов, обряжать в замысловатые платья, увешивать драгоценностями; женщина в этом обществе не занимается экономикой, политикой или наукой – она хозяйствует в доме и рожает сыновей-«наследников»; развод практически невозможен; о том, что женщина может и не захотеть рожать детей, и речи не идет. Образец отношения героя к женщине, на которую он претендует, передан фразой: «Пообещай, что будешь слушаться. Что бы я ни приказал, исполнишь. Неважно, насколько это будет уместно, как будет выглядеть… Пожалуйста, пообещай». Пообещай, что перестанешь думать самостоятельно и принимать самостоятельные решения, теперь я – главный, и даже если я скажу глупость – не думай, просто «слушайся»…

Да, авторка рисует картину «идеального патриархального брака»: высокостатусный зрелый муж из могущественного рода, богатый, физически сильный, страстно влюбленный в жену-эльфийку (вопреки традициям своего народа и мнению сильных мира сего), готовый прислушиваться к ее словам, заботливый. Да, ревнивый (потанцевала на балу с другим мужчиной – и сцена ревности чуть было не переросла в смертоубийство). Да, нельзя публично спорить с ним или подвергать сомнению его слова. Но это же такие мелочи!..

Я вижу в этой истории отражение желания любой женщины, живущей при патриархате, - желания стать исключением в насилии. Все выходят замуж по воле мужчин-родичей?.. Но не я, я выйду по любви! Других жен мужья бьют и морально подавляют?.. Но не меня, меня любят и ценят. Мужчины могут свободно изменять, заводить любовниц, покупать им особняки – а ты не можешь возмутиться или подать на развод?.. Мне не будут изменять! Мужчины забрали в свои руки всю власть, они распоряжаются внешней и внутренней политикой, деньгами, наукой, СМИ?.. И прекрасно – мне не нужно ни о чем беспокоиться, муж купит мне дом, наряды, еду и луну с неба достанет. Твой долг – родить наследника, а про аборты и контрацепцию и речи не идет?.. Но ведь я так рада рожать детей любимому мужу! Только вот мы понимает, что «идеальный муж» в патриархатной системе – это миф; стоит только одной иллюзорной подпорке «идеального брака» обрушиться, как обвалится все здание – и похоронит женщину под собой.

Но история первой пары еще не так плоха. Вторая пара: девочка 13-ти лет попала в четырехлетний плен к маньяку-педофилу, который насиловал ее, заперев в одиночестве в ограниченном пространстве, причем по традициям своего народа эта девочка обязана была покончить с собой, «не вынеся позора» (как же, ведь это она виновата в том, что ее изнасиловали!). Но педофил, к которому она успела проникнуться некоторой привязанностью (книжки разрешал читать, пытал редко, разговаривал иногда…), милостиво отпустил ее к «своим»: так женщина оказалась в доме очередного жестокого и влиятельного, для которого она была досадной помехой (убить как опозорившую род? сделать любовницей?). Новый покровитель решает сделать ее любовницей. Он планомерно продавливает ее границы: приказывает жертве многолетних изнасилований раздеваться перед ним, чтобы «рассмотреть синяки», трогает ее раздетую, «заставляет смотреть в глаза», удерживая за подбородок (представьте, что вас кто-то взял за подбородок и заставляет смотреть ему в глаза – как это ощущается?.. а если вы при этом – жертва педофила и избитая восемнадцатилетняя девочка, а он – опасный чужой мужчина, скорый на расправу?..). И героиня романа попадает в тиски очередного стокгольмского синдрома: она не властна над собой (из дома выходить нельзя – там ее подстерегают родственники, жаждущие смыть «пятно позора»), да и некуда идти - у нее нет собственных средств к существованию, новый «покровитель» – статусный, жесткий, авторитарный тип – рассматривает ее в качестве любовницы… И первый сексуальный акт у них начинается с насильственного раздевания и диалога «Уверена, найденыш [обратите внимание, какое снисходительно-пренебрежительное обращение]? – Тору разворачивают, и соврать, глядя в глаза, она неспособна. – Нет» (нет!), а заканчивается «… почему от его прикосновений, осторожных, легких, ей хочется кричать? Не от боли, но потому что их слишком мало... Тора не сдерживает-таки стон». Не верится мне, что ослепительный оргазм – это нормальная реакция женщины, которая до этого связывала секс только с болью, с лишением свободы, невозможностью сказать «нет» насильнику. Героиня привыкла угождать мужчинам – еще с детства в патриархальной семейке, где «суды чести» и женская честь=девственность – обычное дело, где царствуют стереотипы о женской нелогичности и эмоциональности. По-моему, ее история «любви» – это история стокгольмского синдрома. И неожиданной беременности (как и в случае с первой парой героев, женщина рожает мальчика-наследника), которую тоже можно рассматривать как насилие.

Екатерина Лесина вписывает героинь в патриархальный мир и патриархальный брак, делая их «счастливыми»: обе смиряются и прекращают бороться за свою самость (прежде у одной для этого была подозрительность, свобода, возможность сбежать и идти куда хочется, у другой была вторая личность – терпевшая насилие, пока первая личность пряталась от боли в глубинах сознания), не подвергают сомнению ни саму систему, делающую женщину существом неравновластным, второсортным и вечно виновным, ни идею такого «брака», где женщина всецело зависит от «любви» супруга.