Сейчас принято осуждать родителей, которые делают из детей вундеркиндов, прививая им зависимость от быстрой славы, уязвимость. В случае Роулинсон статус «чудо-девочки» не только не привёл к краху, но и наоборот — стал основой профессиональной карьеры. Уже второй сборник её стихов «Торговец благовониями» [The perfume vendor] стал бестселлером. Поклонниками Роулинсон были Франклин Рузвельт, Уолтер де ла Мар, премьер-министр Новой Зеландии М. Дж. Сэвидж. При этом сама поэтесса звёздной болезнью отнюдь не страдала и с удовольствием выдвигала тех авторов, которых считала талантливыми. Например, Робин Хайд – с нею Роулинсон дружила, её подробную биографию писала десять лет, завещав сыну Хайд Дереку. Их совместная работа Book of Iris [«Книга Айрис», по настоящему имени Хайд] – по сей день остаётся самым известным произведением Роулинсон, умершей в 1995 году, так и не дождавшись выхода этой биографии.
На русский язык Глория Роулинсон переводилась немного, вот три стихотворения удалось найти:
Карусель
Там, где весь день Мегафон —
деспот воскресный — ярится,
дюжина ярких зверей
по кругу мечтаний мчится,
конных кружит ангелят
храброоких, кометногривых,
а внизу протирает пятки
очередь нетерпеливых.
Кружатся вокруг оси
звёздных всадников звенья;
юная кровь, уноси
нас под музыку сердцебиенья —
навсегда, навсегда, навсегда.
Так седлайте же лебедей,
на зебре катайтесь, дети,
и на тигре, что всех смирней
и безопасней на свете.
Ведь навеки замрёт карусель,
и в тиши озарит лунный морок
лишь пакеты из-под сластей
и ухмылочки дынных корок.
Новая автомагистраль
Здесь?
Домики и мужья-садоводы
и зеленопалые жёны
и дети резвей воробьёв
и мир апельсинного древа
с тяжестью зрелых плодов —
Здесь?
Никогда! Здесь наверно от века
эта серая трасса
артерия скорости
в копоти газовых струй
гонит транспорт рекой
от истоков вчера
за пределы времён.
Старая колёсная дорога
Седая пыль легла на ежевику,
На листья прах, взметенный стадом, пал:
Разбитая дорога усмехнётся,
Когда случайность, время или шквал
Возьмутся вытравлять здесь эту надпись:
«Молдун и Ко» — «Ливрея и Привал».
Старик Молдун погиб под дилижансом.
Ободья глине шамкают сквозь сон
Про облучок, про лёгкие упряжки,
Про их стремительный, как ветер, гон.
Ведь в тот, последний день свой по дороге
С хлыстом в руке всё так же мчался он.
Он и дорога — белые вороны,
Но тех времён истоки далеки,
Когда летучей рысью мчались кони
От Пади Мёртвых до Сухой реки;
И по лесам его плясали взгляды,
И колокольцев бренькали звонки.
К широким струям снежного Вайкато
Сей путь потоки белые струил,
Неся сынам Молдуна изобилье,
Новинки века с радостью дарил.
Колёса старика давно умолкли —
И смерть на них засохла, словно ил.
Тускнеет надпись, но жива дорога,
Копыта стад, цистерны молока
И крылья птиц - всё поднимает пыли
Безликие косые облака,
Что инеем осядут у обочин,
Где долог день и ягода сладка.
Перевод А. Спаль.
