Интересно, почему юность называют временем свободы, временем возможностей? По-моему, это время, когда наиболее остро переживается отсутствие этих самых возможностей и свободы. Писательница предусмотрительно указала, что описание факультета не совпадает с действительностью, а персонажи выдуманы целиком и полностью, но тем добилась обратного: эффект узнавания настолько острый, что слёзы наворачиваются от смешанных чувств -- ностальгии и мучительной досады за напрасно потраченные годы. Преподавательский состав, студенчество, тени прошлого, какие-то случайные люди, вторгающиеся в жизнь, как раскалённый нож в масло, -- все они водят вокруг злополучной Эффи шутовской хоровод, а она пытается то худо-бедно осмыслить происходящее, то принять, что никакого смысла в этом осмыслении нет и не будет. Несмотря на грозное 18+ на обложке, завидую белой завистью тем, кто успеет прочесть раньше восемнадцати...
— Это настоящее! — с жаром воскликнул Робин. — То, что сейчас происходит, очень важно!
— А я не знала, что буддисты интересуются политикой.
— Буддисты?
— Вчера ты был буддистом.
— Ну и что, а сегодня я, может, маоист. Ты ничего не знаешь.
С его последними словами я спорить не могла.
К нам через мешанину тел пробились Шуг и Боб.
— Анархия рулит, — лаконично заявил Шуг.
Боб держал кулёк из коричневой бумаги, доставал оттуда волшебные грибы и ел один за другим, словно леденцы. Он предложил кулек Робину.
— Вы — людишки без убеждений, верно ведь? — сказал Робин, отправляя в рот пригоршню псилоцибиновых грибов. — Ленивые гедонисты. Вас волнуют только собственные мелкие жизни.
— Его политизировали, — объяснила я Бобу и Шугу.
— Ух ты! — сказал Боб. — Больно было?
Рядом с Робином появилась Шерон.
— Прямое действие, — сказала она, лихорадочно тряся сосками, — это единственный способ что-либо изменить.
— Именно! — согласился Робин.
— Херня, — сказал Шуг (очень лаконично, подумала я).
— Когда придёт революция, вас и таких, как вы, поставят к стенке первыми! — прошипела Шерон.
Робеспьер, Сталин, Шерон — траектория развития политической мысли стала мне ясна. Шерон в полемическом задоре принялась разглагольствовать о том, как студенты будут править миром и как рабочие с местной часовой фабрики и хлебозавода возьмут на себя управление факультетом гуманитарных и общественных наук (кстати, вот это могло бы оказаться и к лучшему).
— А я думала, мы митингуем из-за Вьетнама... или из-за шахтёров... — удивилась я.
При виде моей тупости Робин вздохнул:
— Мы митингуем из-за всего!
— Из-за всего? Но это же очень много разного...
— Ты ничем не лучше своего парня, — обиженно сказал Робин.
Будьте осторожны с примечаниями! Они настолько увлекательно написаны, что могут оттянуть на себя внимание от основного текста. Не могла и предположить, что современный роман преподнесли читающей публике так бережно и заботливо, с сохранением стилистических особенностей оригинала, с комментариями, как в "Литпамятниках", с любовью к самомалейшим деталям... Впрочем, Аткинсон заслуживает такого подхода.