Что могу сказать: Смит не изменила своему обыкновению писать занимательно. Не сюжет особенно захватывающий и приключенческий, не интрига хитросплетённая, не подробности близки и в сердце отзываются -- но ум от первой до последней фразы вовлечён и занят. Казалось бы, что общего у меня с Алексом-Ли, несколько социофобичным коллекционером автографов и личных вещей знаменитостей? Мне вообще собирательство чуждо: в школе и то, все вкладыши копят, а я нет. Но описать невозможно, каким интересным в изложении Смит предстаёт мир коллекционирования! Свои важные события, своя самоорганизация, свои подковёрные игры, свои знаменитости, свои чудачки и оригиналы. Хани особенно, она из тех персонажей, которых забыть нелегко: "я буду в простых перчатках!" Спасибо, конечно, что не в костюме химзащиты, Хани... Да и Алекс по общепринятым стандартам -- сумасброд из сумасбродов, способный поставить себя под угрозу ради небрежного росчерка давно состарившейся голливудской кинозвезды. Но кинозвезда состарилась-то состарилась, а фурор произвести ещё о-го-го какой может. Или сейчас не говорят "фурор", а говорят "хайп"? Впрочему, как не называй, а Китти Александер устроит весёлую жизнь и себе, и своему незадачливому поклоннику.
И вот ещё одна особенность Зэди Смит: на самую избитую тему она способна говорить неожиданно, неподражаемо. Встреча закатившегося светила с восторженным почитателем -- чем не общее место? Или взаимная многолетняя дружба, сочетающаяся с взаимной многолетней завистью, женская дружба, заметьте? В каком бишь году Пушкин писал:
Там дева слёзы проливает
Вдали завистливых подруг;
И между тем как всё вокруг
В безумной неге утопает,
Святыню строгую скрывает
Спасённый чудом уголок.
"Время свинга" я бы охарактеризовала как путешествие из мира суровой и педантичной матери и её строгих святынь -- самообразования, африканского патриотизма, труда на благо общества, народного блага, феминизма и прочей скукоты -- во вселенную безумной неги. В[К сожалению, тут есть спойлеры] то время как родители прочили единственной дочке научную степень и общественную деятельность, она мечтала танцевать в мюзиклах, стать старлеткой, вращаться в богемных кругах -- и вместо того, чтобы пойти работать по специальности, поступила в личные ассистентки к блистательной поп-певице Эйми, похожей на Мадонну, Бритни Спирс и немного на Долорес О'Риордан. Автобиографические мотивы здесь слышны на полную мощность: писательница сама в детстве занималась степом, собиралась пойти на профессиональную сцену. Но книжки победили, наше то счастье. А в случае "Времени свинга" сбылась пословица "чему посмеешься, тому послужишь": поп-звезде вздумалось заняться общественной деятельностью.
Причём в Африке.
-- Почему они говорят "тупая"? У меня что, плохо получилось?
-- Они не говорят "тупая", они говорят "тубаб" -- это значит... В общем, они говорят: "хоть ты и белая девушка, но танцуешь ты как чёрная!", и я считаю, что это правда: вы с Эйми обе -- вы правда танцуете, как будто вы чёрные. Это большой комплимент, я бы сказала. Я бы в тебе такое нипочём не угадала.
Если рискнуть и предположить, что героиня "Времени свинга" -- альтер эго самой романистки, то параллельный мир ей достался незавидный. Среди белых -- чужая "черномазая", среди чернокожих -- чужая белая, в родной семье -- выскочка, в новом окружении -- "залетела ворона в высокие хоромы", сорок лет: ничего своего, ни кола, ни двора, ни ребёнка, ни котёнка. Зэди Смит этому замученному, загнанному, заеденному завистью и совестью человеческому существу даже не даёт имени. Девочка Никто, пфук, нуль, зеро, всё детство бессильно выкарабкивавшаяся из-под властной мамы, всю юность -- из-под одарённой подруги без, скажем культурно, нравственных ориентиров, всю зрелость -- из-под примадонны, сдуревшей от своего примадоннства и возомнившей, что живых людей может покупать. Смешно другое: если бы она так же самоотверженно служила не маме, подруге и хозяйке, а, допустим, отцу, мужу и детям -- была бы хорошая, нужная, принадлежащая и всеми принятая. Не никто. Кто-то. Смешно и грустно.
Понимаю, что переводчик называет мюзикл опереттой неспроста, а сообразно определённой концепции, но выражаю с этой концепцией живейшее несогласие. Мюзикл сам по себе, а оперетта сама по себе, как пушка и мортира в известном анекдоте. В оперетте песни и танцы представляют собой отдельные номера, а в мюзикле действие непрерывное и -- в отличие от всегда оптимистичной и сверкающей оперетты -- может быть весьма трагический сюжет.
В этом смысле "Время свинга" -- не оперетта, а мюзикл.
Upd.: Ещё отрывок для примера.
Пока мы завязывали шнурки и готовились снова встать в строй, Трейси сказала своей матери -- я слышала:
-- Видишь? Она обожает все эти чудны́е старые песни. -- Прозвучало обвинением. Я знала, что Трейси любит поп-музыку, но сама не считала, что там такие же красивые мелодии, и теперь попыталась так и сказать. Трейси пожала плечами, и я умолкла намертво. Её пожатия имели надо мной какую-то силу. Они могли покончить с любой темой. Она вновь отвернулась к матери и сказала: -- Старые педрилы ей тоже нравятся.
Отклик её матери меня поразил: она перевела на меня взгляд и ухмыльнулась. В тот миг отец мой стоял снаружи, на церковном дворе, на своём обычном месте под вишнями; я видела его с кисетом в руках и папиросной бумажкой в другой, он уже не считал нужным от меня это скрывать. Но не существовало такого мира, в котором я могла бы отпустить жестокое замечание о другом ребёнке так, чтобы мой отец -- или мать -- ухмыльнулись или как-то встали на мою сторону. Меня поразило, что Трейси с материью на одной стороне, и я подумала, что есть в этом что-то неестественное, и они об этом, похоже, знают, поскольку бывали такие обстоятельства, когда они это скрывали. Я была уверена, что, окажись рядом мой отец, мать Трейси ухмыльнуться бы не посмела.