Отец Марьи Фёдоровны, граф Фёдор Толстой, -- человек уникальный. Он отказался от военной карьеры с тем, чтобы учиться в Академии художеств и стать скульптором. Его за это осуждали: дворяне возмущались тем, что такой титулованный дворянин себя роняет, превращаясь "в мастерового", а художники из прочих званий сердились, что он отбивает у них хлеб. Аграфена, старшая дочь Елизаветы Яньковой, горячо влюбилась в Толстого, и ей отец на смертном одре запретил выходить за него: пустым делом занимается человек, лепит лошадок и солдатиков. Так союз и не состоялся. Что, возможно, и к лучшему: брак Анны Дудиной и графа Фёдора их дочь описывает как идеальный. Кстати, к вопросу о русских барынях-бездельницах... нет, я допускаю, что где-то такие и существовали...
Моя мать была статна, прелестна собою, по тому времени прекрасно образованна, великая рукодельница и даже немножко художница: она рисовала пером с гравюр так хорошо, что ее рисунки и теперь даже многие принимают за самую тонкую гравюру. Да это все ничего; она помогала мужу в его трудах; например, делать алебастровые снимки с медалей 1812 года было очень трудно, потому что фон должен был быть голубой, а фигуры белые. Хорошо, без пятен на фоне, умел отливать их только сам отец мой. Но чтобы избавить художника от чисто механического труда, маменька научилась этой премудрости и всегда отливала их сама. А когда отец хотел послать экземпляр своих медалей в дар кому-нибудь из высокопоставленных лиц за границу, мать моя оклеивала их изящнее всякого переплетчика... Даже нужные бумаги и письма за отца на французском и русском языке сочиняла и писала она же.
Обивку для мебели по самым простым дешевым материям греческими узорами вышивали три мои тетки. Обивала мебель, драпировала и вешала занавески сама маменька, она у нас, между прочими ее искусствами, была и искусный обойщик...
В биографии Фёдора Толстого места его жене не нашлось, с грустью констатирует Каменская. Своими записками она в какой-то мере воздавала долг рано умершей матери, на плечах которой жизнь Толстых, собственно, и держалась. [Понимает, впрочем, писательница и тёмную сторону семейственного счастья. В повести "Знакомые" она описывает семью Шепотковых: вкрадчивого тирана папеньку, доведённую до психоза маменьку и двух дочерей с полной картиной нервной анорексии. В этих Шепотковых узнаётся семья Венецианова, что дало повод его дочери обвинить Каменскую в клевете и написать собственные мемуары... Фамильное же счастие Толстых - то, что трудности, беды и катастрофы переживались сообща. Даже грозную ночь наводнения 1824 года Толстые вспоминали с хохотом. Доблестный дворник плавал по двору в ванне, грёб лопатой и вылавливал дрова, которые уплыли из сарая. Тогда-то было не до смеху, ведь в любой момент дворник мог погибнуть. Однако выплыл. И мне кажется символичной его фигура.
Более всего граф Фёдор Толстой боялся, что его дочке Маше пришлют фрейлинский шифр. Он подозревал, и не без оснований: на красивую девушку положил глаз не кто иной, как самодержец всероссийский. Маша отвергла сватовство богатого князя Кочубея и вышла за Павла Каменского: красавца, романтика, популярного писателя, алкоголика, игрока и блудодея. Брак их был несчастлив, но Марья Фёдоровна любила мужа и стремилась это несчастье не замечать. Семеро из десятерых её детей рано умерли. Семью кормила она сама: рукоделием (дочь писала, что талант Ф. Толстого передался дочери, и, если бы её учили, она прославилась бы как скульпторша),а также пером. И я не верю, что её прочие труды были бездарны - так приятен слог "Воспоминаний", прямо бальзам на душу.
Прочесть можно здесь: http://imwerden.de/pdf/kamenskaya_vospominaniya_1991_text.pdf
А у меня на очереди мемуары единокровной сестры Каменской - Екатерины Юнге.