Четверо детей, из которых Парасковья была самая младшая, часто посещали родственников "на финской стороне". Их очень привечал дядя по материнской линии, у которого была большая семья, всегда гости, посиделки и всяческое веселье. На этих-то посиделках и выяснилось: у весёлой Параски замечательный голос и настоящий талант к сочинению песен. Девочка знала всё, что пелось в обеих сторонах Ингерманландии, многое сочиняла сама. Но первые песни, которые ей пришлось пропеть, были плачи: в 15 лет - над гробом матери, в 18 - над гробом отца.
В юности Параска перенесла "сильную болезнь головы" с последствиями в виде ослабления памяти. Здесь надо учесть, что даже в дряхлости память у неё была феноменальная, от одной неё записано более тысячи песен. Но сама рунопевица с горечью повторяла, что в юности была способна на большее, только болезнь подкосила. Финские источники рассказывают следующее: когда умер её отец, осталась кузня, которую рассчитывал унаследовать старший брат. Помещик прибрал кузню к рукам, ведь у крепостных ничего своего нет. Когда брат попробовал протестовать, его в буквальном смысле запороли насмерть. Прасковья погрузилась в тоску, не могла работать. Её тоже систематически били, но толку никакого не выбили.
Спасение пришло неожиданно. Сорокалетний крестьянин (не крепостной! Это важно!) из Васкела, Гавриил Степанов пришёл к помещику сватать Параску. Она, хоть и вдвое моложе, согласилась на брак, и Гаврила выкупил невесту за 24 рубля. Он был нездоров, поэтому Параске пришлось всю жизнь трудиться за двоих. Но дело того стоило - она стала вольная, обрела собственный дом с именем "Larin tupa" (Ларионова изба, по имени того, кто эту избу ставил). Она стала Ларин Параска, сиречь Прасковья из Ларионовой избы, и этим именем всегда представлялась. В браке этом родилось семь (по другим данным, девять) детей, из которых до совершеннолетия дожили трое - сын Василий и дочери Татьяна и Надежда.
И прожила бы женщина, знавшая наизусть всю Калевалу с дополнениями и продолжениями,обычную незаметную крестьянскую жизнь, если бы не... местный пастор. Адольфу Неовиусу весьма пеняли за увлечение "мирскими псалмами", но он был сам не свой до родного фольклора, заботливо коллекционировал народную поэзию. И вот однажды слепую старуху Пеату, которой нужна была выписка из метрики, в канцелярию привела... как показалось пастору, старушка. Неовиус поблагодарил её за помощь. Она отвечала забавно срифмованными пословицами. Пастор тут не потерялся и спросил, не знаете ли, мол, и песен заодно. Ларин Параска, а то была именно она, отвечала четверостишием:
Коли я возьмусь за песни,
За стихи свои примуся,
Девять дней я буду петь их,
девять дней с утра по вечер.
И она не хвасталась. Два дня подряд пела и рассказывала в таком режиме - с утра до вечера: сказания Калевалы, песни Кантелетар, заговоры, загадки, собственную лирику. И прекратила не потому, что больше ничего не помнила, а потому, что у пастора кончились чернила. Впоследствии записи, полученные Неовиусом от Ларин Параске, были изданы в Финляндии, а также переведены на английский, немецкий, чешский. Из предисловия к финскому изданию:
Блестящее свидетельство той поэтической одаренности, которая ещё есть у финского народа, представляют собой руны Параски. Певица, пожилая женщина – талантливейшая представительница северо-ингерманландской традиции, которой придерживаются в волостях Юго-Восточной Карелии. [...] Руны Параски представляют собой не просто вариант Калевалы, но самостоятельное поэтическое произведение. Много новых и прежде неизвестных мест найдет читатель в этом сборнике. Ход поэтической мысли и гармоничность стихотворного размера показывают, насколько естественны понятия и тонко языковое чутьё певицы.
В это время жизнь нашу героиню отнюдь не баловала. Гаврила Степанов совсем состарился, кормила семью она одна: пешком ходила в Петербург на подённые работы, бралась даже за бурлацкую лямку - тогда финские женщины часто этим зарабатывали. Брала "на выкорм" детей-сирот из воспитательного дома, таким образом вырастила около пятидесяти малышей. Когда муж умер, Параска оплакала его в прочувствованных и глубоких стихах. Пастор Неовиус ей помогал даже после того, как переехал на новое место назначения, в Порво: приглашал к себе в гости, помогал финансово, не преминул и организовать концерты в Хельсинки. Принимали её восторженно. Певице очень нравились аплодисменты. В возрасте за шестьдесят лет Ларин Параска начала учиться грамоте. Много она, признанная портниха и вышивальщица, помогла в подготовке альбома национальных финских узоров.
А дома, в Васкела, пожилую женщину встречали всё те же неурядицы. Сын Василий женился, хотел отделиться. Разделили имущество полюбовно, однако с уходом сына Параска почти перестала справляться с хозяйством, начала болеть. Дочери были на заработках, тоже едва сводили концы с концами, появились долги. Деньги, которые присылал пастор, уходили в основном на еду, а просить больше Параске было совестно. Добавился и бойкот односельчан: из сочувствия Параска пустила к себе жить незамужнюю женщину с ребёнком.
В конце концов "Ларионову избу" и земельный надел продали за долги. Понятно, без крова хозяйку не оставили, соседи организовали временное пристанище у себя в бане, но для пожилой женщины выселение стало моральной катастрофой. Пастор Неовиус узнал, разумеется, прислал деньги и развил деятельность - выхлопотал-таки ингерманландской рунопевице пенсию от Литературного общества. Позднее Василий Степанов выкупил землю, и дочь Надежда приехала ухаживать за матерью. Но Ларин Параска очень сдала, в основном лежала. Её последнее письмо Неовиусу проникнуто глубокой печалью - она предчувствовала свой уход. В январе 1904 года певица умерла.
К сожалению, памятник, воздвигнутый на могиле Ларин Параски Финским литературным обществом, спустя три войны был утрачен. Только в 1992 по инициативе местной жительницы Л. Лайдинен предполагаемое место захоронения было отмечено надгробной плитой. В Хельсинки есть красивейший памятник сказительнице. Ленинградская область может похвастаться табличкой на стене магазина - в этом районе жила... Ну да, в этом районе жила.