Может быть, и в самом деле в дипломную переложено лазури? Тема ведь так и тянет в дурной романтике: озеро, камыши, чайки, на улицах трава растёт, по берегу кони без коновязи пасутся, на главном проспекте телёнок мычит. Дома новые, с кружевной резьбой, после войны отстроены. Рыбаки кряжистые, сытые — место рыбное, а за рыбку всего достанешь вдоволь. Прямо-таки идиллический островок, даже милиции нет, кому милиционер нужен, тот пусть за ним моторку посылает на другой причал.
Днём на озеро, ночью на озеро — шапка на голове держится, значит, не буря. Бабки тоже, куда ни поверни6 и рыбу потрошить, коптить, подвяливать, и сети чинить, и в поле, и в огород, а вечером, глядишь, плывут на лодках коров загонять — коровы-то водяные, так и лезут в озеро за тростой... А уж когда нарядится какая тётя Граня в синее с пестринкой или в алое горошками, то и глаз не оторвать.
Но вот весь склад и лад летит кувырком — праздник пришёл. Хоть Первомай, хоть Петра и Павла, а всё равно кувырком, потому что на выпивку разница не влияет. Ночь напролёт рыбаки пьют, а тёти Грани — тихие-тихие, ни словечка поперёк — носят на стол копчёное, варёное, жареное да меняют бутылки со столичной, со своей, с настоенной на мяте, на анисе, на можжевеловых ягодах, на геенне огненной... До тех пор, пока не уйдут гости отсыпаться, оставив на столе полные рюмки: больше утроба не вмещает. А назавтра всё начинается сызнова. И лишь на третий день ввалят приезжих гостей в моторки, одного за другим, как мешки с солью, вот тогда и скажет хозяйка мужу всё ещё тихим голосом: «Иди-ка спать». Тот теперь ни гугу, покорно семенит под яблоню или в малые сенцы, где ему на полу постелено. И уж потом только забирают силу бабы, суток четверо ругают своих благоверных, и отнюдь не лазоревыми словами.
Руси есть веселие пити... Не веселие, а несчастие. Вот и своё счастье не вышло из-за этого веселья.
Веселие... Стоит лишь посмотреть, как дети после праздника играют в гулянье: орут дикими голосами, ломают кусты, дерутся, а после драки хоронят друг друга...
