maiorova at postПро щастливого Вяземского я не так давно писала, и мне даже попеняли в устном порядке, что зачем я так унываю: всё-таки это какие годы! Уже тридцать-сорок лет спустя было гораздо спокойнее касательно детской смертности. И вот читаю воспоминания двух поповен, Софьи и Натальи Самуиловых, о своём отце и своём семействе. Называется "Отцовский крест". Короче, отрывок про тётю.
Симе было года три, когда Евдокия Александровна заболела воспалением лёгких. Земский врач Кряжимский, впоследствии самарская знаменитость, шепнул отцу Серапиону, что надежды на выздоровление нет, да больная и сама это понимала. Пожалуй, она и ничего бы не имела против того, чтобы умереть, если бы не дети. В это время старшему сыну Пане было лет шестнадцать, Женичке — пятнадцать, Полиньке — десять, Коле — пять-шесть, Симе — три года. Кроме того, была больная рахитом Фиса, которая в полтора года ещё не ходила, и грудной Сашенька. Во время болезни матери его пришлось отнять от груди, а чтобы его крик не беспокоил больную, нянька Авдотья отнесла его к своим родным...
И она [больная] горячо молилась чтобы Господь продлил её жизнь ещё хоть лет на пять, пока подрастут старшие дети и отойдёт от рук Сима.
Далее описано, как положение ухудшается. Всё семейство собирается вокруг умирающей, муж читает отходную, врач делает последний укол камфары и уходит, не в силах смотреть на то, как такая «лесенка детей» осиротеет... Больная вдруг приходит в сознание и сообщает, что ей приснился старичок [надо понимать, Николай Угодник] и сказал:
- Не бойся, проживёшь ещё пять лет.
Ровно через пять лет Евдокия Александровна попала в метель, простудилась и через несколько дней умерла от пневмонии.
Так вот, под катом рассказывается, что она делала эти пять лет.
Ранняя смерть избавила её от лишнего горя. Покорно похоронив маленьких Сашу, Фису и Колю, она, к счастью для себя, не увидела, как умирал старший сын Пантелеимон. Он уже несколько лет болел туберкулёзом и последние годы не учился. […]
Неожиданная смерть матери так потрясла юношу, что здоровье его окончательно пошатнулось. Уже и он, и отец, каждый в отдельности понимали, что ему не встать, и каждый в отдельности мучились, не зная, как подготовить другого. Начал всё-таки Паня.
- Папа, тебе очень было бы жалко, если бы я умер? - спросил он как-то, когда они были одни.
Ещё бы не жалко! Он бы посмотрел на отца в его бессонные ночи. Но отец Серапион ответил мягко и почти спокойно:
- Конечно, было бы жалко, если бы ты был такой, как раньше, крепкий, здоровый. А чем мучиться, как ты сейчас, может быть, лучше и умереть. Смерть христианин не страшна.
- Какой груз ты с меня снял! - с облегчением вздохнул больной. - Папа, причаститься бы мне.
А через несколько времени попросил:
- Папа, помоги мне!
Отец Серапион показал на икону Спасителя:
- Что я могу? Проси Его!
И эти пять гробов, которые за пять годов вынесли из одного священнического дома, не были уникальной, обращающей на себя внимание историей. Так жили все. У самих мемуаристок умерли две маленькие сестрички, брат, потом мама, и наконец, брат-младенец, за которым, как все были уверены, в последний час «маменька пришла». Это уже век двадцатый...