Я знаю о своей соседке всё. Иногда она ковыряет в носу указательным пальцем, которым весь день кладёт синюю копирку между жёлтой и розовой копиркой, так что ноздри потом становятся чёрными. Она работает восемь часов в день в четырёх бетонных стенах; гвоздь, на котором висит календарь с яркими пейзажами, часто вываливается; календарь падает на пол, тогда соседка снова забивает гвоздь и осторожно вешает календарь. Иногда она запирается в туалете, чтобы там как следует рассмотреть лицо; тогда глаза, которые рыбами плавают за толстыми стёклами очков, выворачиваются на спину.
Я наблюдаю за своей соседкой уже триста тринадцать дней, слежу за её мыслями и следую за ней шаг в шаг, потому что хочу написать о ней пьесу для радио. Я делаю заметки. Она живёт одна со своей черепахой, которую я, однако, не хочу включать в постановку; в любом случае, я могла бы вложить в чьи-либо уста замечание об этом неприветливом животном, могла бы, например, заставить его высказать мнение, что шея соседки похожа на черепашью. Хотя моя соседка красит волосы в цвет алой герани, я знаю, что скоро она будет старушкой; тогда она заберётся в одну из качающихся на реке лодок и позволит течению унести себя, а тогда уж, коль скоро я не смогу различить, я это или она, или она - это я, и меня искать не стоит.