Зелёный-зелёный мир
Осторожно раздвигая колючие ветки малины, на прогалину вышел мальчик. Через плечо у него висел лук — ореховый прут, стянутый бечёвкой Из-за верёвки, заменявшей малышу пояс, торчали острые и тонкие стрелы.
Мальчик внимательно осмотрел прогалину. Нет никого. И он шагнул на сочную зелёную траву. Ещё раз оглянулся — вокруг всё тихо, солнечно и так зелено, что само солнце кажется зелёным.
Горячий воздух словно плывёт куда-то густой волной. А если немного прищуриться, то перед самым лицом запляшут прозрачные шарики, крохотные, как головка мотылька. Попробуйте прищурьте глаза — и сразу увидите эти шарики.
Мальчик сел на траву, положил рядом лук, стрелы и обхватил руками острые загорелые коленки.
Маленькая прогалина, а сколько тут интересного! Паук развесил на кусты от ветки к ветке тоненькие ниточки — чем не качели! Откуда-то сверху из густой листвы — тьвить-тьвить! И сколько не присматривайся, а не видно птички: спряталась, только голос подаёт.
Вот в траве — потемневшая, не замеченная никем раньше земляника. До самой осени будет сохнуть, если чей-нибудь острый, как иголка, язычок не продырявит её насквозь. Можно бы и сорвать земляничку, она душистая, горьковато-терпкая на вкус, но не хочется вставать.
Из травы выпрыгнул кузнечик, с минуту покачался на стебельке и снова — прыг в густую зелень! Есть такая сказка: просил воробей былинку покачать его, а она не захотела. Кузнечику и просить не надо — может качаться на любой травинке: он ведь совсем крохотный.
Старый пенёк облепили скользкие желтоватые грибы. Их и палкой не собьёшь. А есть гриб удивительный: тронь его — и он сразу прорывается, и оттуда сыплется порошок. Андрий говорит, что это белкин зубной порошок. Шутит, конечно.
— Эй, насекомое, где ты? Ау-у-у!
Это Андрий. Он всегда выдумывает разные чудные прозвища. Говорит, что имя Валентин — девчачье, что мальчику не подходит такое имя. Что ж теперь поделаешь? Валько же не сам выбирал себе имя. Если б сам, стал бы звать себя Сашком или, ещё лучше, Андрием.
— Ты чего не откликаешься? И зарубки делаешь едва заметные.
Андрий подошёл ближе, сел рядом с братом. Малыш молчал, насупясь, смотрел на муравья, который зачем-то тащил вверх по травинке ёлочную иголку.
— Ну, не сердись. Скучно одному, вот я и пришёл к тебе.
— Ага, а я тебя просил: не ходи следом, я сам хочу. Я тебя знаю — боишься, заблужусь. Боишься, да?
— А ты что же думал? Конечно, боюсь. Как я без тебя потом выберусь отсюда?
Андрий засмеялся и, как будто ненароком толкнув брата, опрокинул его на траву.
Малыш сердито вырвался:
— Ну вот, я ведь не заблудился, я нашёлся! Теперь ты иди, а я буду сам. Ну хоть как будто сам... — вдруг жалобно попросил он.
— Что ж, если кто-нибудь хочет побыть в одиночестве, ему нельзя надоедать, — серьёзно сказал старший. Он думал: «Малышу в самом деле не страшно или он хочет избавиться от страха, хочет доказать себе, что не боится?»
И Андрий ушёл. Но недалеко, просто отошёл настолько, чтобы брат его не видел. И Валько в самом деле не видел, хотя и оглядывался вокруг. В конце концов, малышу ведь нравилась эта игра в «будто сам».
Валько почувствовал себя хозяином прогалины. Высоко задирая голову, упрямо выпятив подбородок, окидывал хозяйским взглядом деревья. Попробовал пройтись на руках. Худые, все в ссадинах ноги никак не слушались, всё хотели стать на землю. Но всё-таки он прошёлся на руках.
И вдруг, должно быть, заметил что-то очень интересное, потому что мигом встал на ноги и двинулся к высокому дереву со светлой корой. Внизу в стволе было дупло. Но издали и не скажешь, что дупло: в отверстие его словно кто-то вставил тонкий картон, мастерски раскрашенный под цвет коры. Коричневые, желтовато-белые и бронзовые полосы чередовались так искусно, что Валько, зачарованный, не мог оторвать глаз от узора.
В необыкновенной этой «стенке» была маленькая дырочка, сквозь которую ежесекундно влетали и вылетали дикие пчёлы.
Валько тихонько стоял и присматривался. Через некоторое время он заметил, что возле круглой дырочки поставлен часовой. Пчела-часовой не отлетала никуда. Только отдалится на несколько сантиметров — и снова уже гудит возле отверстия.
Сколько Валько так стоял, он не мог бы сказать. И вдруг часового сменили: первый отлетел прочь, а на его месте уже гудел другой. Валько восторженно, во весь рот улыбнулся: это было похоже на удивительнейшую, невероятную сказку.
Интересно, как там внутри? Вот бы заглянуть! Валько не мог противиться соблазну. Конечно, он не хотел сделать ничего дурного, он только хотел посмотреть, что там внутри, как раньше пытался во что бы то ни стало проникнуть в тайны заводных автомобилей и самолётов.
Мальчик вынул из-за пояса длинную стрелу и проткнул ею тонкую стенку.
Из дупла молниеносно выкатился — Вальку показалось, что выкатился прямо ему в лицо, — гневный, грозно гудящий коричневый клубок.
Мальчик закрыл лицо руками.
— Ма-а-ама! — и бросился бежать, вслепую, не отнимая рук от лица.
— Стой! Не беги! Стой! — донёсся до него вдруг голос Андрия. Брат повалил его на землю, прикрыл сверху своим телом и замер.
Потом, когда оба поднялись, Валько виновато и с жалостью посмотрел на Андрия — здорово тому досталось от пчёл за его же, Валька, любопытство.
Андрий попробовал улыбнуться:
— Что, «Будтосам», разрушил пчелиный дом? Ничего, они ещё до вечера всё отремонтируют.
— А ты-ы?
— Могло быть и хуже, — сказал брат. — Не ггорюй. И никогда не беги от пчёл: мимо лежачего они пролетят. Сразу падай, запомнил?
Валько крепко держался за руку брата, через плечо у него висел лук, который чудом не сломался. Валько всё время трогал пальцем вспухшую губу, но сразу же взглядывал на Андрия и старался не думать, что губа болит и щемит.
И хотя она всё-таки болела, но мир вокруг был зелёный, и солнце всё так же казалось ослепительно зелёным, и зелёная листва была словно приклеена к лазури небес...