Если бы затаиться
в нагрудном твоём кармане,
жить бы счастливой птицей —
без боли, без умиранья...
Уже позже узнала, что называется четверостишие «Скитаюсь вокруг тебя» и принадлежит венгерской поэтессе Маргит Сечи [Szécsi Margit]. Родилась она в 1928 году в самый праздник Троицы, в семье плотника. Среднюю школу заканчивала во время войны, а в 1948 поступила на «народное отделение», своего рода рабфак, Будапештского университета. Сотрудничала в журнале Csillag [“Звезда”]. В 1952 году поступила на стройку разнорабочей и вышла замуж за поэта Ласло Надя, в 1953-ем родился у них сын Эндре, ныне известный художник-график. Кстати, Надь - очень колоритная личность: из крестьянской семьи, инвалид-опорник (в детстве перенёс отёк костного мозга) приехал в столицу поступать в художественное училище. Рисовал прекрасно. Выучил русский, чтобы переводить Сергея Есенина, и перевёл. Обычно поэтические семьи — несчастливые. Однако Сечи и Надь прожили вместе более двадцати лет, до самой смерти последнего в 1978 году, и это было действительно «в горе и радости». После 1956 года они из принципа прекратили литературную работу, жили в самой настоящей нищете. В 60-е-70-е годы их дом вспоминают как один непрекращающийся дружеский праздник, и легко догадаться, какого незаметного труда это стоило хозяевам. Что самое удивительное — стихи Надя и Сечи были свободны от взаимного влияния... Меня потрясло, как, выражая соболезнование в связи со смертью Ласло, други семьи пишет его вдове:
...как [...] вам удавалось сохранять свой поэтический суверенитет и независимость при вашей с Лаци взаимозависимости? Лишь это может стать для вас - и станет - вашим якорем жизни.
Так и случилось. Маргит Сечи не оставила поэзию до самой смерти в 1990 году. Сейчас её в Венгрии помнят, как немногих поэтов советского периода, и памятник стоит.
Тёрн созревает...
Тёрн созревает... Колючка
на матово-светлом воске
тёмно-синие знаки
нацарапала жёстко.
Жила и я беспечально,
но горечью жгучей
исписала мой бархат светлый
с годами судьба-колючка.
Медленно зрею и вижу
всё — и луну, и зори,
и мёртвых, не зря испивших
полную чашу горя.
***
ты меня заключил в объятья,
их не могу разъять я.
Если б ты отворил темницу,
всё равно бы назад пришла я.
Какой свободной была я,
каким ребенком была я,
печаль во мне пела птицей,
от надежды сгореть могла я...
Две мои руки
Обнимать, варить стирать - сколько дел у рук моих -
глупым кукиш показать, детям - зайцев теневых
и самой себе - рога. В зеркалах кривых.
Обретя вождя
Будешь ты счастливым трижды,
в боге обретя вождя....
Только где отыщешь бога,
в друге бога не найдя?
Благостный, когтишь мне сердце,
когти - острый звёздный свет.
Вечный странник - лик нетленный,
поцеуя лёгкий слуд.
Зазвенели в мае ливни
- звон ножей над головой.
Львиный зев с мохнатой пастью -
неумолчный жёлтый вой.
Если мне земля прикажет,
вознесу хвалу ему -
пред бессмертными очами
вдруг бессмертие пойму.
Любови мои
Любови мои
на руке поцелуя клеймо
любови мои
золотом налитые
опадают как осенью листья каштана
любови мои
осиротевшие дети
под мраморно-чёрной богиней
сплетающиеся кипарисовыми корнями
с костяными подшипниками скелетов
любови мои
претенденты на престол
погибающего королевства
завоеватели новых земель
во имя отринувшей их державы
любови мои
растоптанного рая
последние осмеянные пророки
последние юноши
завязавшие бечёвки моих постолов
любови мои
***
В невероятном невероятного нет:
наши белые кони белы как снег,
ночь напролёт простоят в навозе,
а на заре утопают в розах.
даже сквозь грязь проникает свет -
кони и конюх белы как снег.
***
Бог всех планов - понедельник,
новый день, новый царь!
Крах всех планов - понедельник,
новый день, новый царь!
Барабан недели - понедельник,
новый день, новый царь!
Ран целитель - понедельник,
новый день, новый царь!
Дня воскресного наследник,
новый день, новый царь!
Неизвестности известность -
новый день, новый царь!