Там-то шестнадцатилетняя Сидони и повстречала преуспевающего романиста Анри Готье-Вийяра,писавшего под псевдонимом Вилли. Красота девушки и её коса длиной метр шестьдесят в заплетённом состоянии поразили сердце либертина, который был старше её почти вдвое. Он развернул целые военные действия по совращению Сидони. Та безоглядно влюбилась, семья негодовала, но была вынуждена через четыре года согласиться на брак. Из-под венца молодожёны отправились в Париж. Сидони, которую жених называл Колетт (помимо того, что это фамилия, это распространённое женское имя, не такое старомодное, как Сидони) мечтала о блестящем будущем -
- но её мечтания развеялись как дым. Плодовитый писатель Вилли сам не прикасался к перу. На него за медяки работал целый батальон литературных негров, к которым присоединилась и спутница жизни. Её четырёхтомный полуавтобиографический роман о детстве и отрочестве, "Клодина", насыщенный пикантными подробностями, был издан под именем Вилли и сделал ему славу знатока женских сердец. "Живее, малютка, в доме нет денег!" - капризно бросал любимый, и маленькая провинциалка склонялась над стопкой бумаги, чтобы через какое-то время принести их пред светлы очи господина и повелителя. Клодина, альтер-эго Сидони, была сирота, монастырка и лесбиянка; публика приятно ужасалась. Даже торт в честь Клодины назвали - тогда было принято чествовать таким образом знаменитостей.
Излишне говорить, что Вилли не заплатил молодой жене за работу, а на гонорары купил загородный дом. Себе, разумеется. За обедом десерт ел он один, Колетт сладкого не позволял. Многочисленные измены и по крайней мере один внебрачный ребёнок не улучшали семейно-брачной атмосферы. Узнав первый раз, Колетт попала в психиатрическую лечебницу. Мать приехала её забрать домой, уехала ни с чем. На все её мольбы дочь твердила: "Люблю его, никогда не брошу".
Лет через пять Вилли понял, что красота супруги - это тоже известность и дивиденды, и начал её выпускать из дому. Он даже разрешил ей брать уроки актёрской игры и гимнастики. Сказать, что мадам Готье произвела в свете фурор, значит промолчать. Лесбийские наклонности супруги Готье-Вийяр, считая себя либертином, поощрял - его возбуждало иметь жену-"извращенку". Упиваясь властью, он приказал Колетт отрезать косу. Та подчинилась. Менее чем через год последовал разъезд. Отставную "любовь всей жизни" Вилли выселил в маленькую квартиру на первом этаже доходного дома. В актрисы Колетт идти не могла из-за неистребимого бургундского выговора. И вот тогда-то пригодились занятия гимнастикой. Входила в моду пантомима... как не стать первой женщиной-мимом?
Последующие подвиги Колетт на ниве эпатажа запомнились парижанам надолго. То полиция запрещает сценку "Пантера", потому что сценка исполняется в абсолютной наготе, только тело разрисовано под муаровую шкуру зверя. То в сцене "Египетский сон" мумия исполняет стриптиз, а археолог страстно её целует. В роли мумии Колетт, в роли археолога - её возлюбленная, баронесса Мисси де Морни, уникальная исполнительница мужских ролей, не чуждавшаяся мужского костюма и вне сцены. Конечно, Колетт обвинили в обольщении благородной дамы, хотя кто кем была обольщена - ещё вопрос. Мисси и Колетт жили одним домом. После расставания особняк достался Колетт, ведь под контрактом стояла только её подпись - продавец отказался принимать подпись де Морни, так как баронесса пришла в штанах.
Литературу Колетт не бросала. Первое, что вышло под её именем, - сардонические "Диалоги животных", где кошки и собаки обсуждают гендер, политику и кулинарию. По-русски они изданы в сборнике "Сказки французских писателей" и в детстве мне крайне не понравились. Только теперь, понимая, насколько это чтение было не по возрасту, тянусь перечитывать.
В 1910 году Колетт развелась с Вилли официально, а в 1912 вышла замуж за Анри де Жювенеля, издателя популярной газеты "Matin". В следующем году родилась дочь, тоже Колетт. Её в семье называли Бель-Газу, по-провансальски "прелестно лепечущая". А в августе четырнадцатого началась война. Жювенель пошёл в армию, а Колетт участвовала в организации помощи раненым и инвалидам. С поддельными документами она ездила к мужу на фронт и оставалась рядом с ним несколько недель... Кто бы мог подумать, что такому великому чувству оставалось несколько лет? В послевоенной эйфории многие браки распадались, и брак Колетт не стал исключением. Жювенель изменял ей. Много, разнообразно и со вкусом. Романистка не осталась в долгу, влюбившись в семнадцатилетнего пасынка Бертрана. Роман длился более пяти лет, муж в ужасе потребовал развода, и всё семейство де Жювенель сплотилось, спасая "невинное дитя" (впоследствии крупного экономиста с фашистскими симпатиями) от "распутницы". То есть популярнейший роман "Шери", посвящённый влюблённости юноши в сорокалетнюю куртизанку, - по сути автобиографичен. Колетт, впрочем, уверяла, что книга предвосхитила жизнь...
Все эти перипетии не помешали писательнице активно издаваться, вести насыщенную светскую жизнь и даже создать либретто для оперы-балета Равеля "Дитя и волшебство". То было своеобразное прощание с детством, которое ушло навсегда - ведь умерла мать Колетт, памяти которой посвящена также повесть "Рождение дня". На сцене поют Кот и Кошка, Чайник и Китайская чашка, Стрекоза и Сова, Огонь и Часы... Из отзыва Сергея Прокофьева: "...когда полезли кресла, то хорошо".
Однажды Колетт поехала с подругой в гости, и посреди дороги их машина заглохла. Остановился помочь любезный парижанин в дорогом костюме и сказал:
- А я вас знаю, я вас видел. Когда маленький был. И сразу влюбился.
Морис Гудеке был моложе своей возлюбленной на шестнадцать лет. В 1939 году пара вступила в официальный брак, а в 1940 в Париж вошли нацисты. Мориса забрали зимой. Колетт развернула целую операцию по его вызволению и вызволила. А Колетт-младшая, Бель-Газу, стала участницей Резистанса. Раздираемая тревогами, писательница - ей уже седьмой десяток шёл - жила в мансанде и писала мемуары, почти не вставая с "кровати-плота". Её больные суставы согревали огромные шартрские кошки, верные питомицы.
В послевоенные годы Колетт из-за артрита почти лишилась способности передвигаться. Верный Морис носил её на руках, и жизнь не останавливалась. Вторая женщина в Гонкуровской академии, первая женщина на президентском посту этой академии, подготовка и издание собрания сочинений. Когда умерла кошка по кличке Последняя, других питомиц уже не стали заводить и кормили вдвоём уличных котов .В урочный час коты толпой сидели на лужайке перед домом и мяукали. Колетт умерла в 1954 году. Церковь отказала ей в отпевании, и роскошные похороны на Пер-Лашез устроило государство. И здесь Колетт оказалась первой - первой женщиной, похороненной с почестями за государственный счёт.
На кошачьих образах я останавливаюсь столь подробно не только из любви к хвостатым, но и сообразно с их местом в творчестве Колетт. Она любила описывать мир глазами зверя, несведущего и непредвзятого, а потому проницательного. Прототип гордой и любящей Сахи - её шартрская кошка Последняя. В таком случае, инфантильный, тревожный и чудаковатый Ален, юноша художественного склада, "ну, тот самый... с домашним животным" - это сама Колетт. А кто тогда Камилла, добродетельная невеста, мечтающая о буржуазном гнёздышке, в которое Саха никак не вписывается, потому что линяет и путается под ногами?
Ален, впрочем, тоже хорош. К Камилле он относится с прохладцей и в то же время с претензией: ну, пришла? давай раздевайся, что стоишь? Не буквально, конечно, он очень благовоспитанный мальчик, однако - увы, мальчик. Ему не жена, ему нянька нужна. Кормилица. Камиллу можно сколько угодно бранить за меркантильность, но она по крайней мере понимает, чего хочет, и добивается того. Идеал Алена - дольче фар ниенте под звёздами в саду и ненаглядная Саха под боком: ...стараясь не обеспокоить кошку, скороговоркой пробормотал над ней всегда одни и те же хвалебные слова, долженствующие восславить изящество и достоинства, присущие лишь кошке из породы чистокровных шартре, маленькому созданию без единого изъяна.
– Мой толстощёкий медвежонок… Чудная, чудная, чудная кошечка… Голубая моя горлица… Мой жемчужный бесёнок…
Стоило ему погасить свет, как Саха принялась осторожно месить лапками грудь своего друга, прокалывая коготком при каждом нажиме шёлковую пижаму и цепляя кожу ровно настолько, чтобы Ален испытывал от этих уколов боязливое удовольствие.
На ком вы жениться собрались, спрошу я невольно, на кошище, что ли? Кроме шуток, была бы идеальная чета. Оба спят по полдня, едят с аппетитом, а остальное время посвящают прогулкам и созерцанию. Но как ни иронична романистка по отношению к растительному прозябанию лентяя Алена, из двух юных индивидов она (и Саха) выбирает того, кто даже ради исполнения своей мечты - не убьёт. Беззащитная зверушка против злой человеческой воли - вот психологический поединок, достойный самых искушённых читательских глаз. Роман "Кошка" издавался по-русски неоднократно: https://www.litmir.info/br/?b=170637. К переводу можно придираться, если есть желание, а если нет желания, можно не придираться. Слог бархатный, жемчужный и мурлыкающий.
